Несущий огонь

— Ближайшие войска саксов в Стинфорде, господин.

— И далеко это?

— Может, полдня пути верхом, господин, — туманно ответил он.

Я выехал на Тинтриге в тот же день, во весь опор проскакал по пологому склону, продрался через заросли, перебрался через ров и поднялся на невысокий взгорок за ним. С собой я взял Финана и ещё дюжину человек, оставив остальных в укрытии. Если бы саксы вздумали погнаться за нами, оставалось бы только бежать на север, но они лишь смотрели со стен, как мы приближаемся. К воинам на крепостном валу присоединился один из их священников, и я увидел, как он поднял крест, направляя его на нас.

— Он нас проклинает, — усмехнулся я.

Эадрик, лазутчик-сакс, коснулся креста, висевшего на шее, но ничего не сказал. Я внимательно смотрел на луг с северной стороны форта.

— Посмотри на пастбище, там, на этой стороне ручья, — сказал я, — что ты видишь?

Глаза Эадрика были зоркими, как и у Финана. Он привстал в стременах и посмотрел в ту сторону, прикрывая рукой глаза от солнца.

— Могилы? — удивился он.

— Они что-то копают — сказал Финан.

Похоже, там громоздилось несколько больших куч свежевырытой земли.

— Хочешь, чтобы я посмотрел, господин? — спросил Эадрик.

— Мы все хотим, — ответил я.

Мы закинули щиты за спины в знак того, что не хотим драться, и медленно двинулись к форту. Похоже, саксы лишь будут наблюдать, как мы исследуем пастбище на нашей стороне реки с таинственными кучами земли. Мы подъехали ближе, и я увидел, что эти горы земли извлечены не из могил, а из рвов.

— Они что, строят новый форт? — удивился я.

— Что-то точно строят, — ответил Финан.

— Господин, — предостерегающе сказал Эадрик, но я и сам уже увидел, что из форта выехала дюжина всадников и направляется к броду через ручей.

Нас было четырнадцать, и если Брунульф хотел избежать проблем, ему следовало вывести столько же. Так он и сделал. Но всадники остановились, оказавшись посередине ручья, где тихая вода доходила лошадям до брюха. Они столпились там, не обращая на нас внимания, и, как мне показалось, о чём-то спорили. Потом двое вдруг поскакали назад, в форт. К тому времени мы уже достигли края пастбища, где трава была сочной после недавнего дождя. Я пришпорил Тинтрига и, подъехав ближе, увидел, что они строят не форт и не гробницу, а церковь. Канавы были вырыты в форме креста. Наверное, это фундамент здания, который предстояло наполовину заполнить камнем для поддержки стен. Меня это впечатлило.

— Вот это размах! — сказал я.

— Как церковь в Винтанкестере! — согласился Финан.

Оставшиеся двенадцать посланников выбрались из реки. Восемь из них были воинами, как и мы, остальные — церковники, два священника в чёрных рясах и два монаха в коричневых. Воины — без шлемов и щитов, кроме мечей, вложенных в ножны, другого оружия у них не было. Их предводитель ехал на великолепном сером коне, легко ступавшем по высокой траве. Юнец с серьёзным лицом, короткой бородкой и высоким лбом, обрамленным меховым капюшоном, в длинном подбитом мехом плаще поверх кожаного нагрудника, на его груди висел серебряный крест. Он остановил беспокойного коня и посмотрел на меня, словно ожидая, что я заговорю первым.

Я молчал.

— Я — Брунульф Торкельсон из Уэссекса, — наконец сказал он. — А кто ты?

— Ты сын Торкеля Брунульфсона? — спросил я.

В ответ он удивлённо посмотрел на меня, потом довольно кивнул.

— Да, господин.

— Мы с твоим отцом сражались бок о бок при Этандуне, — сказал я, — и он хорошо дрался! В тот день он убил много датчан. Он всё еще жив?

— Да, жив.

— Передай ему от меня самый горячий привет.

Он помедлил. Я видел, что он хотел поблагодарить, но ему пришлось сначала задать вопрос, ведь он делал вид, будто не знает, кто я.

— И от кого же этот привет? — спросил он.

Я едва заметно улыбнулся, глядя на его людей.

— Тебе известно, кто я, Брунульф, — ответил я. — Ты назвал меня «господин», так что не притворяйся, будто меня не знаешь.

Я указал на самого старого из его воинов, седого человека со шрамом поперёк лба.

— Ты дрался рядом со мной при Фирнхамме. Верно?

Воин улыбнулся:

— Да, господин.

— Ты служил Стеапе, так?

— Да, господин.

— Тогда скажи Брунульфу, кто я.

— Он...

— Я знаю, кто он, — прервал его Брунульф и слегка кивнул мне. — Для меня большая честь встретиться с тобой, господин.

Эти учтивые слова заставили старшего из двух священников сплюнуть на траву. Брунульф не обратил внимания на этот выпад.

— Могу я спросить, что привело Утреда Беббанбургского в это убогое место?

— Я сам собирался спросить, что вас привело сюда, — откликнулся я.

— Тебе здесь делать нечего, — прорычал священник, крепко сложенный мужчина: широкогрудый, старше Брунульфа лет на десять или пятнадцать, с гневным лицом, коротко остриженными черными волосами и аурой властности. Его черная ряса была из отлично выделанной тонкой шерсти, а крест на груди — золотой. Второго священника, молодого и худосочного, явно тревожило наше присутствие.

— Кто ты такой? — спросил я, взглянув на старшего священника.

— Тот, кто творит Божье дело.

— Ты знаешь моё имя, — мягко произнес я, — но знаешь ли ты, как меня называют?