Гонри оказался высоким и сутулым, с чрезвычайно тонким и крючковатым носом, маленькими и круглыми, по меркам чоя, глазами и серебристо-черными волосами. Он был достаточно стар, чтобы быть одним из учителей Трезы. Растрепанные одежды окружали его словно аурой. Гонри подошел к ним и с любопытством оглядел Палатона. Палатон вновь не смог догадаться, к какому Дому принадлежит этот чоя, хотя, судя по цвету волос и глаз, он должен был быть сыном Небесного дома.
– Последний гость сезона, – представила его Бака, – Териот. Ты возьмешь его к себе?
Гонри слегка сморщил нос и пожал плечами.
– Почему бы и нет? Надолго останетесь здесь? С кем будете заниматься?
– Я пробуду здесь всего несколько дней. А учиться будет моя сестра – если, конечно, попадет в списки.
Гонри оглядел его сверху вниз и в обратном порядке, раздувая ноздри. Он заговорил вновь – на этот раз сквозь сжатые зубы.
– Мы не делаем поблажек своим ученикам.
– Этого я и не прошу. Ваша репутация известна далеко за пределами Мерлона, – Палатон помедлил, чувствуя прилив актерского вдохновения. – Кроме того, она принята в общество Фалиана.
– Фалианы! Да что они могут знать? Дети приезжают к ним на каникулы, а не для того, чтобы учиться! – Гонри в ярости повысил голоса.
Палатон решительно кивнул.
– Именно потому я и приехал сюда. Отец слишком потворствует ей. Она будет весьма поверхностной художницей, если не научится спускаться с небес и соприкасаться с реальностью. А все это – он еще раз вдохнул пронзительный горный воздух – вызывает жажду настоящей жизни.
Пренебрежительное выражение исчезло с лица Гонри, он взглянул на Баку и бросил:
– Пожалуй, я смогу приютить его на пару ночей.
– Хорошо – потому что больше ему некуда идти, – фыркнула Бака. – И будь повнимательнее с ним, Гонри – он прилетел на личном корабле, ждущем наверху.
Гонри изумленно приподнял брови, а чоя уже побрела прочь, спотыкаясь, запинаясь и дрожа всем телом.
Гонри открыл ворота. Палатон почувствовал в нем приглушенный бахдар, подобный угасающему огню.
Его хозяин широкими шагами направился к дому.
– У вашей сестры есть стоящие работы? – бесцеремонно спросил он, не оборачиваясь.
– Кое-какие, – ответил Палатон. – Ей нравится работать в стиле Трезы Волан.
Если Гонри решит проверить его, то имя матери было единственным из имен художников, которые помнил Палатон.
Гонри резко остановился.
– Трезы? – повторил он. – Раннего или позднего периода?
– Как она говорит, раннего. Времен ее юности, хотя мне самому больше нравятся поздние работы. Во всяком случае, все ее работы были бы хороши, не будь она такой взбалмошной.
– Треза никогда не была взбалмошной, – сурово возразил Гонри, – даже в юности, когда только появилась здесь.
Палатон с некоторым облегчением узнал, что несмотря на все годы, художественные сезоны и учеников, которых мог иметь этот чоя, имя Трезы еще сохранилось в его памяти. И в то же время, хотя он всю жизнь знал, что его мать – художница, теперь ему было странно думать о ней просто как о представительнице мира искусства, а не о матери.
Гонри отчистил дворовую грязь и камешки с подошв своих сапог, прежде чем подняться на веранду. Палатон последовал его примеру. На веранде висели рамы с натянутой основой, грубое полотно, полузаконченные гобелены из шерсти, волос и тонких, пушистых перьев, а также грубой пряжи. Палатон случайно задел один из них, но Гонри промолчал, только широко ухмыльнулся.
Комнату заполняли ручные станки, рамы, слишком большие для такого помещения, пяльцы для вышивания и другие непонятные предметы, между которыми умело лавировал Гонри, проводя гостя дальше. Палатон понял, что размер дома определялся характером занятий его владельца. Остальные комнаты не были так заставлены, и в конце концов наверху они нашли более-менее пустое помещение. Здесь было тепло благодаря тяжелым шторам на окнах и мягкому, роскошному стеганому одеялу на постели.
Гонри кивнул в сторону работ на стенах.
– Это работы учеников, – и бросил рюкзак Палатона в угол.
– Они выглядят многообещающими.
Последовала еще одна широкая ухмылка.
– Все мои ученики обещают чего-нибудь достичь. Увы, не многим удается пережить первую славу. Кроме того, наше ремесло во многом зависит от финансовых возможностей.
Услышав этот намек, Палатон выудил из кармана чековую книжку, чтобы заранее выписать чек. Гонри бесцеремонно забрал у него чек.
– Теперь я куплю хорошего вина, чтобы согреваться в зимние вечера.
– Я буду рад купить вина сам, – заметил Палатон. – Сегодня вечером оно бы не помешало.
– Как вам угодно. Я не намерен спорить с чоя, который способен оплатить свои причуды. Я мог бы даже продать вам пару гобеленов, чтобы воодушевить вашу сестру, – он уже повернулся, чтобы уйти, когда Палатон попросил:
– Назовите мне имена других художников, с которыми я бы мог поговорить.
– О вашей сестре?
– И о Трезе Волан.
Гонри резко обернулся к нему, его глаза холодно блеснули, листок чека зашуршал в руке.
Палатон беспечно добавил:
– Я весьма заинтересован ее работой.