Она отступила с криком.
– Что со мной стало?
Чирек взглянул на Рэнда.
– Сила отзывается на силу, – произнес он. – Только на силу.
Рэнд взглянул на свои руки – под кожей плясала голубоватая сеть нервов. Чоя потянулся и схватил его за руки, крепко и отчаянно. Рэнд изумился этому неожиданному действию. Их глаза встретились, но прежде чем чоя смог моргнуть, он повалился на колени и закричал от радости, отстраняясь от Рэнда.
Бахдар нарастал в нем, как прилив. Рэнд начал пробиваться через толпу, прижимаясь к тем, кто хотел коснуться его, чувствуя, как выливается нечто, находящееся в нем, и открывает спрятанный в них бахдар. Он работал яростно, зная, что сила бывает не всегда, что она достигнет пика и исчезнет, успокоится, и пытался коснуться всех, до кого только мог дотянуться. Он метался по тесному дому, молясь, чтобы Чирек и прорицательница как-нибудь удержали его от губительных действий.
Прежде, чем он обессиленно упал на колени, пол комнаты заполнился телами тех, кого он коснулся. Вокруг стояли стоны и крики, чоя прижимались друг к другу, будто спасаясь от ужасной гибели. Чирек осторожно уложил его на пол у порога, и Рэнд увидел, что наступила ночь. Весь дом был забит Преображенными.
– Я сделал все, что мог, – хрипло пробормотал Рэнд, ощущая, как ноют исцарапанные в кровь руки.
– Завтра, – объявил Чирек, – мы сделаем больше!
Над Мерлоном быстро садилось солнце, горные пики скрывали его из виду. Когда Палатон вышел из храма, уже похолодало. Глава общины оставил его, ничего не сказав, не подав ему ни единой мысли. Он мог бы побродить по округе, разыскивая Огненный дом или его останки, но это не принесло бы ничего, кроме сожалений. Если здесь и есть потомки Огненного дома, они тщательно скрывают свое происхождение. Он ничего не добьется, расспрашивая чоя, неважно, чем он будет объяснять свое любопытство. Разгадку можно найти либо прислушиваясь к непонятным словам, либо обследуя округу, но ее можно и совсем не найти.
Следующий день он провел в колонии, надеясь найти какие-нибудь сведения о матери, некогда живущей здесь, и о ее любовнике, но вскоре пришло время возвращаться в Чаролон. Его внимания требовали Рэнд и школа Голубой Гряды. Он не мог позволить себе так долго впустую тратить время.
Он запахнулся в куртку, думая, что напрасно не взял теплый костюм. Будь у него сила, она помогла бы согреться. Его дыхание превращалось в туман и быстро рассеивалось в холодном воздухе. Он спешил к дому Гонри, уже ощущая его тепло, но вдруг остановился – его внимание привлекло одно из строений.
Это был не единственный дом на улице, но стоял на отшибе, у подножия ближайшего пика, и если взглянуть на него на рассвете, он показался бы таким, каким видела его Треза – одиноким, гордым. Возвышающимся над другими домами.
Позади послышался хруст гравия. Тяжело дыша, к Палатону приблизилась Бака. Она чуть не пыхтела от напряжения.
– Узнаешь? – спросила она.
– Я видел его в музее.
– Мы называем его Огненным домом, – пояснила чоя, не глядя на Палатона и даже не замечая, что тот едва не подпрыгнул на месте.
– Что?
– О, она была невероятно талантлива, эта чоя. Она изобразила его на фоне рассветного солнца, и казалось, что дом поднимается из пламени, охваченный золотисто-розовым светом, – Бака закашлялась и плотнее обхватила свое тощее тело руками. – Встаньте пораньше и взгляните на него еще раз – вы тоже поймете, что это талант. Она обладала редкими способностями. Мы рады думать, что даже краткого пребывания с нами ей хватило, чтобы найти свой путь.
– А утренняя звезда? Над домом появляется звезда?
– Да, но завтра ее будет трудно разглядеть – в это время года она исчезает немного раньше. Лучше всего ее видно весной. Мы привыкли называть так нашу Трезу – Утренняя звезда.
Звезда над Огненным домом. Притянутая, сброшенная с небес, беспомощная в любви, перед которой не в силах устоять любая другая звезда. Палатон почувствовал, как в нем просыпается надежда.
– Кто живет здесь?
– Никто. Дом заброшен уже несколько десятков лет. Мы не трогаем его – на случай, если он вернется.
– Кто?
– Как кто? Конечно, художник, который жил здесь, – Бака вновь с усилием закашлялась. – Пойдем. Сегодня холодно. Пожалуй, если ночью соберутся тучи, утром пойдет снег. Пойдем! – и она, прихрамывая, побежала увлекая его к теплому уюту дома Гонри и свежему дымящемуся брену.
Бака ушла, едва выпив чашку, а Гонри в тот вечер почти не разговаривал с ним. Оставив стакан вина на столе, он вышел, пробормотав неразборчивые извинения, но Палатон был только рад остаться в одиночестве. Он пересел со стула на низкую скамью и задумался, глядя на панель обогревателя – бездымного, еле светящегося в полумраке комнаты.