Несущий смерть

— Однако… — Кевин пристально вглядывался в фотографии.

— Я думаю, нам всем пора спать, — вмешалась миссис Дэлевен. — Мег, если ты жаждешь досмотреть до конца этот шедевр кинематографии, то можешь это сделать утром.

— Но уже самый конец! — воскликнула Мег.

— Я посижу с ней, а потом мы вместе поднимемся наверх, — пообещал Кевин.

Пятнадцать минут спустя, когда от злобного Чаки отделались (по крайней мере до следующей серии), брат и сестра разошлись по своим комнатам. Но сразу заснуть Кевину не удалось. Он лежал в кровати и долго еще прислушивался к порывам ветра и шелесту листвы, думая о том, как камера может выдавать одну и ту же фотографию и что сие может означать. И уже почти во сне понял, что решение давно принято: он оставит полароидную камеру «Солнце» у себя, во всяком случае, на какое-то время.

Эта камера моя, подумал Кевин, повернулся на бок, закрыл глаза и через сорок секунд крепко спал.

ГЛАВА 2

Среди тиканья и таканья никак не менее пятидесяти тысяч часов, не обращая на них ни малейшего внимания, Реджинальд «Поп» Меррилл с помощью прибора, отдаленно напоминающего офтальмоскоп, просвечивал внутренности полароидной камеры «Солнце-660». Очки Поп сдвинул на лысый череп: вблизи он прекрасно видел и без них.

— Ага, — изрек Поп и выключил свет.

— Значит, вы нашли дефект? — обрадовался стоящий рядом Кевин.

— Нет. — Поп Меррилл захлопнул крышку над гнездом для кассеты. — Понятия не имею, в чем дело. — И прежде чем Кевин что-то сказал, часы начали отбивать четыре часа, так что не оставалось ничего другого, как помолчать.

Я должен об этом подумать, сказал Кевин отцу в тот день, когда ему исполнилось пятнадцать лет. Эта фраза удивила их обоих. Кевин с детства не обращал внимания на вещи, и мистер Дэлевен уже убедил себя, что сын никогда думать о них не будет. Как часто родители и дети убеждены в том, что их поведение и образ мышления никогда не изменятся, соответственно и их взаимоотношения навсегда останутся такими, как есть… Значит, детство продлится до скончания веков. Фраза «Я должен это обдумать» несла в себе намек на потенциальное изменение в их взаимоотношениях.

Более того, до своего пятнадцатилетия Кевин едва ли не все решения принимал, основываясь на интуиции, а не на логике (и относился к тем счастливчикам, кого интуиция практически никогда не подводила, другими словами, обещал вырасти в такого человека, какой обычно сводит с ума здравомыслящих людей). Именно потому, неожиданно для себя, оказался в положении буриданова осла, не знающего, с какой охапки сена начать трапезу.

С одной стороны, Кевин мечтал о полароидной камере и получил ее на день рождения. Но, черт побери, он хотел иметь полароидную камеру, которая бы нормально работала.

С другой стороны, его заинтриговало предположение Мег о том, что камера заколдована и что это проявление сверхъестественного.

Конечно, у младшей сестры хватало закидонов, но вот дурой Кевин ее не считал и твердо знал, что Мег употребила этот термин не с бухты-барахты, а вполне осознанно. Отец, предпочитавший все выверять согласно логике, пренебрежительно фыркнул, а вот Кевин так поступить не мог… пока не мог. И еще одно слово произнесла Мег. Удивительное, магическое слово. Оно занозой застряло в его мозгу.

Я думаю, это Знамение.

Кевина не могло не удивить, что только Мег хватило ума, да и смелости тоже, сказать то, о чем наверняка подумали втайне и они, глядя на странные фотографии, вылетевшие из полароидной камеры. Хотя, по правде говоря, ничего странного в этом не было. Религию Дэлевены не жаловали. В церковь на Рождество они ходили раз в три года, когда тетя Хильда проводила рождественскую неделю с ними, а не у других родственников, а также на венчания и похороны, которые случались очень и очень редко, но не более того. Если кто и верил в невидимый мир, так это Меган. Не случайно она не могла оторвать глаз от шагающих трупов, оживших кукол и автомобилей, которые начинали ездить сами по себе и давить не понравившихся им людей.

Родители Кевина не питали слабости и к оккультным наукам. Они никогда не читали гороскопы в газете, не принимали кометы или падающие звезды за некие знаки от всевышних сил. И если какая-то семейная пара видела на энчиладе[4] лицо Иисуса Христа, то Джон и Мэри Дэлевен — только засохшую энчиладу. Поэтому не стоило удивляться тому, что Кевин, который никогда даже не представлял себе человека на луне, потому что отец и мать не удосужились помечтать с ним об этом, не смог разглядеть нечто сверхъестественное.

Например, Знамение в полароидной камере, выдававшей одну и ту же фотографию, где бы ни производилась съемка: в доме, на улице, при ярком солнце или в темном-темном шкафу. Пока Кевину не указала на это сестра. Та самая сестра, которая написала письмо знаменитому хоккеисту и получила цветную глянцевую открытку с автографом, изображающую парня в залитой кровью маске вратаря.