Несущий свет

Андрей Валентинов Несущий Свет

1. АМНЕЗИЯ

Горячий воздух струился над недвижным морем, серая дымка заволакивала горизонт, но город был уже виден. Огромный, белый, он спускался с неровной гряды поросших тусклой зеленью холмов и сбегал к еле заметной кромке берега, утыкаясь в огромные волнорезы, в темные громады доков и бесчисленные причалы, над которыми горбились уродливые силуэты подъемных кранов. Город, казалось, дышал: еле заметный вначале, ровный гул усиливался с каждой минутой, и уже можно было различить в нем несмолкаемую перекличку пароходных гудков и резкий вой портовой сирены.

– Марсель, мистер Косухин.

Степа Косухин, не оглядываясь на соседа – высокого толстого англичанина, так и просившегося на агитационный плакат, посвященный разоблачению происков мирового империализма, – кивнул, затем достал пачку нестерпимо дорогих папирос, купленных в буфете, и с отвращением закурил.

Папиросы Степе не нравились. Он заплатил бы втрое дороже за хорошо знакомые ему «Атаман» или «Дюшес» и даже за пачку обыкновенной пайковой махорки. Но махорки в буфете не оказалось, равно как и всего прочего: на борту «Маргариты» такого не курили. Курильщики могли выбирать между дюжиной сортов дорогих толстенных сигар и не менее дорогими папиросами, которые приходилось брать за неимением прочего.

Степа злился. Проклятый беляк, зануда, интеллигент и недобитая контра Ростислав Арцеулов, покупая ему билет на «Маргариту», подсунул красному командиру Косухину изрядную свинью. На сам пароход жаловаться не приходилось: он был хоть и не нов, но красив, быстроходен, содержался командой в изрядной чистоте и вдобавок шел строго по расписанию. Все б ничего, но интеллигент Арцеулов, вероятно из звериной злобы к пролетариату и его достойному представителю – члену РКП(б) с 1917 года Косухину, приобрел Степе билет не в демократическом и общедоступном третьем классе, не в респектабельно-буржуазном втором и даже не в откровенно буржуйском первом. Недобитый колчаковец купил билет в классе «люкс». В горячке сборов Степа, простая душа, не обратил на эти тонкости внимания, но вскоре понял, во что втравил его контуженный белогвардеец.

Не успел Степа вступить на борт «Маргариты» и предъявить билет, как его приветствовал лично капитан – настоящий морской волк из детской книжки: старый, с седыми усами и в ослепительно белом кителе. Косухин вначале испугался, решив, что британское правительство передумало отпускать его из пределов Англо-Индийской империи. Но все оказалось проще: капитан приветствовал своего уважаемого пассажира «мистера Косухина» на борту «Маргариты». Дабы Степа ничего не спутал, молодой офицер в таком же белом кителе поспешил изложить сказанное капитаном на вполне приличном русском языке. Косухин пробормотал: «Сэнкью», – и попытался исчезнуть в глубине корабельных лабиринтов, но не тут-то было. Тот же молодой офицер вручил «мистеру Косухину» большую корзину, из которой нагло выглядывала бутылка буржуйского вина «Шампанское» и большой букет отчаянно пахнущих цветов. Это оказалось подарком от пароходной компании, полагавшимся пассажиру класса «люкс». Даже после этого Степу не отпустили, а отвели в его каюту, которая оказалась целой квартирой из двух помещений с роскошной мебелью, персидским ковром и даже канарейкой в клетке. Корабельный лакей, которого, как выяснилось, здесь называли «стюард», показал ему апартаменты и на ломаном русском языке предложил канарейку убрать и заменить попугаем. Тут уж Косухин не выдержал и потребовал оставить в покое канарейку, а заодно и его самого.

Ясное дело, неприятности на этом не кончились. Завтрак и ужин ему приносили прямо в каюту, а обедать приходилось в салоне, причем Степино место оказалось через один стул от самого капитана. Рядом с Косухиным, вероятно вполне преднамеренно, был усажен тот самый русскоговорящий помощник, дабы развлекать знатного гостя непринужденной беседой на родном ему языке.

Весь рейс Косухин чувствовал себя отвратительно. Это ощущение было каким-то двойственным. Красный командир люто ненавидел всю окружавшую его буржуйско-мещанскую роскошь, которая несомненно, в полном соответствии с учением Маркса, базировалась на эксплуатации человека человеком. Вместе с тем, самокритичный Степа был вынужден признать, что потребителем этой ненужной и вредной нормальному трудовому человеку роскоши является не абстрактный буржуй, помещик или оторвавшийся от народа интеллигент, а он сам – кавалер ордена Боевого Красного знамени РСФСР и представитель Сиббюро ЦК. Получалось, что Косухин должен был питать классовую ненависть к себе самому, что окончательно портило настроение.