На пороге стоял сивый дед в неизменной своей ушанке. Он правой рукой придерживал перекинутый через плечо тощий узелок, в левой держал помятое ведерко. Но лицо его, совсем недавно жалобное, сейчас было грозным.
– Все равно уйду, – негромко сказал он. – Попрощаюсь с вами – и уйду. Не задержите… Я и сам хотел попрощаться. Вот – водички принес, у вас такой нет и не бывало. Остался у меня на дне один свежий ключик… Пейте водичку, меня вспоминайте…
С его ног соскальзывала, свиваясь на полу в клубок, огненная змейка.
– Задержу! – не менее сурово заявила я. – Никуда я тебя не отпущу. Заходи, садись. Ужином кормить буду. Всех!
Высунулся Таро и отчаянно залаял на странного пришельца.
– Полы испачкаю, – сердито сказал дед. – А собаку утоплю. Надоело мне тут. Я местечко себе, кажись, присмотрел…
Острое желание сжигало меня, прямо-таки выжигало изнутри, дрожь пробегала волнами – я знала раньше предвкушение песни, теперь узнала предвкушение магии!
– Куш, Таро! – приказала я. – Нечего тебе, дедушка, ночью по небу шастать. Тут аэродром поблизости, чего доброго, с самолетом столкнешься, с «Боингом». И его погубишь, и самому не поздоровится. Заходи. А полы мы общими усилиями помоем.
– Чего тебе от меня нужно? – подумав, спросил дед. – Ничего у меня больше нет. Рыбку мою чуть не потравили, сама знаешь, берега испоганили… Рухну я на этот город, вот что, пропади он пропадом…
– Одно нужно. Чтобы никуда ты не рухнул и не улетал. И здесь тоже можно будет жить, нужно только чуточку постараться, самую чуточку…
Я говорила это – а во мне гас огонь слепого желания, но разгоралась радость. Я уже знала, что хочу сотворить! Уже чувствовала, уже руки протянула!..
– Самую чуточку? – дед усмехнулся, почесал под шапкой в затылке и вошел в комнату.
– Ингус, принеси-ка с кухни пакет той муки, – попросила я. – А ты, Гунар, давай сюда свою квашню. Только разверни, пожалуйста… И на стол! Дедушка, лавай-ка сюда свое ведерко…
Я внимательно смотрела по сторонам, я увидела то, что могло бы пригодиться для сотворения магии! Мука – от женщины, которую медленно погубила свобода. Огонь – от парня, которого стремительно погубила свобода. Квашня со старой закваской, которая единственная выручает людей в мире их нищей свободы. И вот – в ночном небе пролетает мимо чистая вода, которой нет места на свободной земле…
Хлеб!
Авы сотворили яд – а я сотворю противоядие!
Против коварного смертного зелья, в которое неизвестно чего намешано, – честный, без затей, дающий жизнь хлеб.
Вот оно – то, о чем кричал, исчезая в огненной раме, друид.
Все необходимое лежало на столе. Вокруг стола стояли люди, о которых друид ничего мне не сказал, но без них я была бы бессильна. И не только люди…
– Да тут у тебя мужское общество собралось! – заметил дед. Почему-то его это развеселило.
– Значит, нужно было, чтобы оно собралось.
Я посмотрела на этих разнообразных мужчин – все еще не протрезвевшего крутого мальчика Славку, безнадежного интеллигента Гунара, перелетного дедушку, кого по имени лучше не называть, а также на Таро, несомненного кобеля, и Ингуса, который, невзирая на плазменную бесполость, вел себя все же по-мужски.
Посмотрела я на них, на бедолаг моих, влипших во свободу как не скажу во что.
И негромко скомандовала:
– Эскадрон, стройся!..
Таро всплеснул кудрявыми ушами и звонко залаял.
Эскадрон, не задавая дурацких вопросов, взял – да и построился.
На правом фланге встал длинный Славка, потом – дед, потом – Гунар, потом – сам, без всякого приказа, Тарошка, а замыкающим – Ингус, чье присутствие никого уже не удивляло.
Беспрекословно построился эскадрон, сошел со Славки хмель, высохли слезы на глазах у Гунара, улыбнулся дед, притих Таро. Замер мой эскадрон в ожидании приказа – и тут-то я поняла, что магия нашарена, что она зародилась и что сила этой моей новой магии должна превзойти силу старой!
Потому что иначе – всем нам конец…
Глава двадцать девятая, об ультразвуковых колебаниях
Я сидела дома и ждала свой эскадрон.
А вместе со мной ждали Таро и Ингус.
Таро попросту положил мне рыжую голову, с почти белобрысым мысиком на лбу, на колени, выкатил круглые карие глаза и взглядом внушал свою огромную преданность. Он ничем не мог сейчас помочь, только взглядом. А Ингус забрался за выключенный компьютер и каким-то образом взаимодействовал с контроллером и винчестером. То ли считывал с них информацию, то ли, наоборот, записывал.
Времени было уже немало.
Я услышала, как к дому подъезжает и резко тормозит машина. А через полторы минуты раздался длинный и настойчивый звонок в дверь. Уже по звонку было ясно – кто-то из моих бойцов спешит с победой.
Я открыла – на пороге стоял возбужденный Славка.
– Я только что с кромлеха! – сообщил он и достал из-за пазухи толстую пеструю книгу. – Вот тут – про Стоунхендж. Шеф дал на ночь машину! Велел тебе передать привет.
– Шеф?..