Несусветный эскадрон

Господин Бауман принюхался – и, хотя спиртного запаха не заметил, властно отправил господина барона спать. И сам пошел в гости к поручику Орловскому.

Картина, представшая перед его взором, поразила его наповал.

Дверь в комнату была распахнута. Снаружи в скважине торчал пропавший ключ. А гусар как проспал все мистические чудеса в коридоре, так и продолжал спать дальше.

Господин Бауман выругался, вынул ключ, отдал Герману распоряжение – и тот, стараясь не сталкиваться с прислугой, покинул усадьбу.

Выбежав к воротам, Герман огляделся, прислушался и заухал по-совиному. Ему отвечало такое же неумелое уханье, и из темноты возникли три всадника, все – в длинных плащах, в надвинутых на брови треуголках.

Первого и второго Герман приветствовать не стал, а вот третьему поклонился. И, когда тот спешился, Герман взял протянутый ему первым всадником пистолет, взвел курок – и, хотя парк был в это время совершенно пуст, повел закутанного в плащ гостя от тени к тени, от куста к кусту, пока незаметно не доставил его в усадьбу.

Господин Бауман тем временем растолкал гусара.

– Ах, это вы, сударь? – Сергей Петрович роскошно и длительно зевнул. – Добро пожаловать! Не объясните ли вы мне, где я нахожусь и как сюда заехал?

– Это я вас сюда привез.

– Ага, вспоминаю…

Вдруг гусар потянул носом воздух и резко сел на постели.

– Послушайте! Здесь была женщина!..

– Ну и что? – не понял гусарского волнения Бауман.

– Женщина!..

Гусар мало того, что оглядел свой наряд, состоявший из полотняной рубахи и суконных чикчир, которые с него, когда укладывали спать, не стали стягивать, он еще и ощупал себя.

– Она меня раздела!..

– Ну и что? – уже почти сердито спросил Бауман. – Всех нас время от времени раздевают женщины!

– Меня нельзя… У меня же невеста! Я ей слово дал! – воскликнул донельзя расстроенный гусар.

– Да пропадите вы пропадом! – возмутился вконец баварец. – Я-то думал, вы о серьезном деле!

– Где мой доломан? – испуганно спросил Сергей Петрович, обведя все еще туманным взором комнату. – Где мой ментик? Кивер где? Сабля?..

– У ваших друзей, – объяснил Бауман. – Не мог же я везти вас мимо наших конных разъездов в русском мундире! А теперь соберитесь с силами, придите в себя, вам предстоит важный разговор. От него многое зависит.

– С папашей? – жалобно спросил гусар. – Я вовсе не желал! Меня в беспамятстве… Я не могу жениться!

Господин Бауман пошарил взором и нашел потребное. Это был графин с водой.

– Нагнитесь, – велел аккуратный баварец, и когда гусар, плохо соображая, наклонил голову, вылил ему воду на затылок.

– Бр-р! Ух, хорошо! – воскликнул довольный гусар. – Давно бы так! Ну, так на чем мы остановились?

Бауман прислушался к шагам в коридоре, метнулся к двери, приоткрыл ее на волос и выглянул.

– А главное, где мы остановились? Это же не корчма! – малость протрезвевший гусар изучил убранство комнаты и сделал разумный вывод: – Это приватный дом!

– Вот этот господин хотел бы с вами побеседовать, – сказал Бауман, отступая и пропуская к столу высокого полного мужчину в треуголке, закутанного в темную с пелериной шинель, а за ним – Германа. – Имени его я пока называть не стану, поскольку вы можете и не договориться. И в таком случае окажется, что вы знаете кое-что опасное…

– С незнакомцами безымянными объясняться не привык! – заартачился Сергей Петрович. – Мое слово порукой!..

– Порукой чему? – осведомился Бауман и улыбнулся. – Тому, что вы никогда и нигде не расскажете, с кем говорили этой ночью? Так для того и слово давать нужды нет – мы и без вашего слова о том позаботимся. Во-первых, сей господин останется для вас именно незнакомцем. А во-вторых, коли вы и сами догадаетесь, об этом нетрудно будет узнать по вашему лицу. И мы будем вынуждены принять меры.

Эта недолгая речь, хотя и произнесенная весьма приятным, бархатистым даже голосом, хоть и не содержавшая явной угрозы, мало обрадовала гусара.

– Нетрудно догадаться, что за меры, – заметил он.

– Нетрудно, – согласился Бауман. – Дело настолько серьезное, что мы не желаем ни малейшего риска. Вы можете изображать в курляндских лесах Шиллерова разбойника и погибнуть, когда вам только станет угодно. А мы – люди с положением, мы хотим благополучно завершить для себя сию бестолковую войну. И жить долго… Никому не хочется последовать примеру Фердинанда фон Шилля.

Гусар вспомнил, о ком речь, начал понимать ситуацию и для начала хмыкнул.

– Я готов вас выслушать. Если то, что вы мне скажете, не противно чести и воинскому долгу.

– Как можно! – воскликнул Бауман. – Все мы тут – офицеры и дворяне. Даже странно слышать такое.

– Если вы покончили с вашими реверансами, то можем и о деле поговорить, – сказал, садясь, человек в треуголке. Даже за столом он не снял ее и не распахнул толстой шинели. – Бауман, разлейте вино. Господин Орловский, как получилось, что вас перевели в другой полк? Ведь это в русской армии большая редкость.

– Дурацкая история, – помолчав, очень тихо сказал Сергей Петрович. – Был пьян, понаделал глупостей. Жалобу подали так хитро, что она легла на стол к его сиятельству…