Несусветный эскадрон

Он ткнул пальцем куда-то мне за плечо.

– Торопись, торопись… – прошелестел в ушах голос Ингуса. – Мне очень трудно удерживать колодец на скрещении жил!

– Дальше! – потребовала я, не оборачиваясь на это загадочное орудие правды.

– Даже сгусток силы от средоточия силы не устоит перед орудием правды! Оно одолевает священный дуб и его желуди! А Дитя-Зеркало несет на себе древние гейсы! Оно не должно умирать, не оставив потомства! Если на него наложено заклятие – заклятие нужно снять до того часа, когда мальчик станет мужчиной! – торопливо перечислял все подряд кельт.

– Я не умею! Дай мне средство!

– Внимательно смотри вокруг! – кричал друид, а черты его смуглого лица уже таяли в темном круге. – Как смотрели наши деды! Ведь никто не дарил им их магии – они сами ее создали! Когда соберутся вместе образы, которым суждено слиться воедино… Нужно очень внимательно смотреть! Бывают минуты, когда магия готова родиться! Минуты священной и благословенной богами ярости! Это – как рождение песни, так же причудливо и внезапно!.. И это так же больно! И всякая магия стареет! И наша тоже! Значит, древнюю магию может победить только новая, свежая магия! Украденную магию может победить…

Голос угас. Золотые язычки всплеснули, забились, сплавились обратно в огненный шар. В нем обозначилось знакомое лицо.

– Ингус! – в отчаянии воскликнула я. – Прости, я забыла спросить про тебя! Он хотел сказать! Но как-то не получилось!

– Наша магия подняла слишком много шума, а в лесу бродят Авы! В эту ночь им положено собирать какую-то там траву! – отвечал Ингус. – Надо удирать!

И развился в огненную змею, и охватил мои колени, пытаясь взмыть по спирали к лицу. Но тут же скатился наземь.

– Ингус!..

Медленно, с трудом, как бы не полностью владея своим телом, огненный змей сбился в огненный шар.

– Я сумею защитить тебя. Вот только немного опомнюсь… – сказал Ингус, и слезы навернулись мне на глаза. Колодец на скрещении жил отнял у него слишком много огня…

Я взяла его в ладони и пошла сквозь лес.

Глава двадцатая, о цыганской свечке

– Славный у меня конек, только жаль – коротконог, каждый камень по дороге задевает парню ноги… – напевал Мач.

Но никакого там конька, ни длинноногого, ни коротконогого, под ним не было. А просто шагал он по дороге, безмерно довольный тем, что предстоит увидеть Ригу.

И наслаждался свободой.

Когда господин Бауман спросил Сергея Петровича, кто из его несусветного эскадрона может тайно доставить письмо в Ригу, тот сразу же назвал Мача. Конечно, больше доверия как гонец внушал Ешка. Он бы выпутался из любой опасной ситуации, а Мач – вряд ли. Но против Ешки было два веских довода. Во-первых, цыганская кибитка продвигается медленно, а во-вторых – не перекупят ли цыгана те шпионы Бонапарта, которых в Риге и около было хоть пруд пруди?

Случаи вербовки цыган той или иной войсковой разведки имели-таки место. И при всем хорошем отношении к Ешке его кандидатура сразу отпала.

А Мачу даже особо врать бы не пришлось. Нанялся провожатым к гусару, тот застрял на оккупированной территории, нашел пристанище у местного барона, сохранившего относительную верность законному правительству, и послал с пареньком депешу своему начальству. А паренек с депешей – вот он я!

Объяснил Бауман, что не сразу нужно ломиться в Рижский замок, где ныне резиденция генерал-губернатора, а сперва попытаться найти господина Тидемана, бывшего прусского, а ныне русского офицера. Если только он в Риге. И передать ему словесный привет, а он уж поможет доставить гусарское послание куда следует. Если же Тидемана где-то носит нелегкая – то взывать о помощи к любому человеку в русском мундире, какой встретится возле замка.

Выпускать гусара из баронской усадьбы господин Бауман не стал. Хуже того – приказал господину барону холить его и лелеять, сколько потребуется. Сам отправился разыскивать эскадрон – и сам же нашел его по шуму. Ешка и Адель, как всегда, сцепились из-за ерунды. Баварец растолковал Адели положение дел – и она сразу сообразила, что за ночной гость пожаловал к гусару. Но сверкнул на нее глазами Бауман – и короткое, звучное имя полководца замерло на ее губах.

Так что Мач весело шагал по большаку, напевая песенки, а вдали бродили по лугам отзвуки пастушьих песен. Ведь, несмотря на вражье нашествие, жизнь продолжалась, выгоняли по утрам скотинку на пастбища, давали девушкам-пастушкам ломоть хлеба и клубок со спицами, а уж пели они без всякого хозяйского приказа – чем лучше и охотнее поет крестьянская девица, тем она прилежнее, это все женихи знают.

Мач был снабжен деньгами, хоть и небольшими. И часть дороги проехал верхом на баварской лошади. Адель и Ешка проводили его так далеко, как только могли, под прикрытием ночной темноты, чтобы успеть вернуться до света к баронской усадьбе, ведя эту лошадь в поводу. Обстоятельства заставляли вернуть ее законному хозяину.