В один из этих дней Гоголя навестил Михаил Семенович Щепкин. «Видя его в хандре и желая его развеселить, – пишет Тарасенков, – рассказал он ему много смешного, и, когда тот оживился, он напомнил, что у него нынче отличнейшие блины, самая лучшая икра и так далее, расписал ему обед так, что у Гоголя, как говорится, слюнки потекли. Гоголь обещался приехать обедать; условились во времени; но он приехал к Щепкину за час до обеда и, не застав его, приказал сказать, что извиняется и обедать не будет, оттого что вспомнил о прежде данном обещании обедать в другом месте. От Щепкина он возвратился домой и обедать не поехал никуда» [183]
.Об этом эпизоде вспоминает в своих записках и Владимир Осипович Шервуд, в ту пору молодой художник, которому покровительствовал Гоголь, а впоследствии известный архитектор и академик живописи: «Когда Н<иколай> В<асильевич> ле<жал> больной, приехал Мих<аил> Семен<ович> Щепкин и з<вал> его на блины: б<ыла> Масленица, и т<а>к рассказал а<п>петитно о св<оих> блинах, что у Гоголя невольно загорелись глаза: “Отойди от меня, сатана, ты меня искушаешь”» [184]
.Напомним, что в это время Гоголь держал строгий пост и готовился к причастию.
7 февраля, в четверг, рано поутру Гоголь едет в свою бывшую приходскую церковь, исповедуется и причащается там. Погодин со слов священника свидетельствует, что перед принятием Святых Даров, за обеднею, он «пал ниц и много плакал. Был уже слаб и почти шатался»[185]
.Доктор Тарасенков мимоходом заметил, что духовник Гоголя, по-видимому, вовсе не понимал его. Но фактов, подтверждающих это свое суждение, не приводит. Погодин, однако, свидетельствует, что «старика Гоголь очень любил». Об этом же говорит и дочь Погодина Александра Михайловна Зедергольм. По ее словам, Гоголь в последние два года своей жизни часто присылал к ним с просьбой прийти к нему местного священника, настоятеля Саввинской церкви, возле которой жили Погодины: «К престарелому священнику этому Гоголь относился с глубочайшим уважением и любовью, этот священник часто исповедовал и приобщал Гоголя Св. Таин».
Именно отца Иоанна Никольского имел в виду Гоголь в письме к С.П. Шевыреву из Неаполя от 8 декабря (н. ст.) 1846 года, где он просит передать «Выбранные места из переписки с друзьями» своему духовнику: «Отыщи, пожалуйста, того самого священника, у которого я говел и исповедовался в Москве. Имени его не помню. Погодин или, еще лучше, – мать его должна знать его. Священник этот <…> мне очень понравился. Простое слово у него проникнуто душевным чувством. Все, что я услышал о нем потом, было в его пользу. Отдай ему один экземпляр книги, скажи, что я его помню и книгу мою нахожу приличным вручить ему как продолжение моей исповеди».
Вечером того же дня (в четверг 7 февраля) Гоголь снова возвращается в ту же церковь и просит священника отслужить благодарственный молебен, укоряя себя, что забыл исполнить это поутру. Из церкви он заехал к жившему по соседству Погодину, который также заметил перемену в нем. На вопрос, что с ним, отвечал: «Ничего, я нехорошо себя чувствую». Просидев несколько минут, он встал – в комнате находились посторонние [186]
– и сказал, что зайдет к домашним, но остался у них еще менее.Граф Толстой, видя необычное состояние Гоголя, убедил его посоветоваться с врачом. Доктор Тарасенков пишет: «Призван был доктор Иноземцев, давнишний знакомец Гоголя, который нашел, что у него катар кишок, посоветовал ему спиртные натирания, лавровишневую воду и ревенные пилюли, запретил выезжать. Не веря вообще медицине и медикам, Гоголь не воспользовался и его советами как следовало, хотя и чувствовал себя весьма дурно» [187]
.В эти дни Гоголя часто навещал Шевырев. В письме к Марии Николаевне Синельниковой (двоюродной сестре Гоголя, дочери его родной тетки по матери Екатерины Ивановны Ходаревской) от 2 апреля 1852 года он рассказал многие подробности о последних днях и кончине Гоголя. «Доктор Иноземцев, – пишет Шевырев, – определил состояние его (Гоголя. –