Нет другой двери… О Гоголе и не только

Эти прогулки по старому Киеву не могли, конечно, остаться без следа в душе Гоголя. Максимович далее продолжает: «Вместе с Гоголем мне удалось, только на другой день его приезда, побывать у <церкви> Андрея Первозванного; там я оставил его на северо-западном угле балкона, отлучась по делам к попечителю, жившему своим гостеприимным домом возле Михайловского монастыря; а когда вернулся, я нашел его возлежащим на том же самом месте. <…> Гоголю особенно полюбился вид на Кожемяцкое удолье и Кудрявец. Когда же мы снова обходили с ним вокруг той высоты, любуясь ненаглядною красотою киевских видов, стояла неподвижно малороссийская молодица, в белой свитке и намитке, опершись на балкон и глазея на Днепр и Заднепровье. – “Чего ты глядишь там, голубко?” – спросили мы. “Бо гарно дивиться!” – отвечала она, не переменяя своего положения; и Гоголь был очень доволен этим выражением эстетического чувства в нашей землячке».

Переправа Н.В. Гоголя через Днепр Художник А.И. Иванов. 1845. Холст, масло

Мог ли Киев не появиться на страницах произведений Гоголя? Нельзя не вспомнить многим известное едва ли не наизусть место из «Страшной мести», где дана поэтическая картина Днепра, – это образ символический, воплощающий в себе широту и мощь русского духа: «Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои. <…> Редкая птица долетит до середины Днепра! Пышный! ему нет равной реки в мире». Именно такое чувство навевал на Гоголя древний Киев.

В пятой главе «Тараса Бульбы» читаем: «Есаулы привезли сыновьям Тараса благословенье от старухи матери и каждому по кипарисному образу из Межигорского Киевского монастыря. Надели на себя святые образа оба брата и невольно задумались, припомнив старую мать. Что-то пророчит им и говорит это благословенье? Благословенье ли на победу над врагом и потом веселый возврат в отчизну с добычей и славой, на вечные песни бандуристам, или же?.. Но неизвестно будущее, и стоит оно пред человеком подобно осеннему туману, поднявшемуся из болот…»

Упомянутая в повести обитель – Спасо-Преображенский мужской монастырь, основанный в 988 году близ Вышгорода, в двадцати верстах от Киева. В первой половине ХVII века он был одним из центров антиуниатской борьбы на Украине, – отсюда Сечь призывала к себе священнослужителей. В монастыре погребен предок Гоголя подольский полковник Евстафий или Остап (по другим источникам – Андрей) Гоголь, скончавшийся в 1679 году.

В той же повести, в эпизоде осады крепости Дубно, сын Тараса Андрий, пробираясь в город по подземному ходу, «с любопытством рассматривал эти земляные стены. Так же как и в пещерах Киевских, тут видны были углубления в стенах и стояли кое-где гробы: местами даже попадались просто человеческие кости, от сырости сделавшиеся мягкими и рассыпáвшиеся в муку. Видно, и здесь также были святые люди и укрывались также от мирских бурь, горя и обольщений».

Было время, когда Гоголь желал поселиться в Киеве, древнейшей русской столице. В декабре 1833 года в ответ на предложение Максимовича добиваться кафедры всеобщей истории во вновь открываемом тогда Киевском университете, он писал ему из Петербурга: «Благодарю тебя за все: за письмо, за мысли в нем, за новости и проч. Представь, я тоже думал. Туда, туда! В Киев! В древний, в прекрасный Киев! <…> Там или вокруг него деялись дела старины нашей».

Переезд в Киев не был осуществлен из-за того, что министр народного просвещения граф Сергей Семенович Уваров предложил Гоголю место профессора по кафедре всеобщей истории при Санкт-Петербургском университете, и он по необходимости остался в Северной столице, которая, впрочем, не могла удержать его надолго. Гоголя привлекали именно древние русские столицы – Киев и Москва, которые, отдав Петербургу дело управления империей, хранили в себе ее душу.

Александр Скарлатович Стурдза Литография. Середина ХIХ в.

Гоголю не нужно было выяснять, малороссиянин он или русский, – в споры об этом его втягивали друзья. В декабре 1844 года он так отвечал на запрос Александры Осиповны Смирновой: «Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская, потому что это, как я вижу из письма вашего, служило одно время предметом ваших рассуждений и споров с другими. На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому пред малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой, – явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характера, чтобы потом, слившись воедино, составить собою нечто совершеннейшее в человечестве».