Нет кузнечика в траве

Бабкин чуть не поперхнулся пирогом. В поисках поддержки он посмотрел на молчащего мужа, но тот сидел, сложив большие кротовьи лапы на коленях, и бесстрастно смотрел в окно, за которым сгущались сумерки.

– Маню? Зачем? Я слышал, она была безобидная дурочка…

– Была. – Наталья подошла к столу и поставила сахарницу рядом с его чашкой. – Но Коля однажды пожалел ее. Ребята привели ее к нам домой, побитую, заплаканную. В нем тогда единственный раз проснулось что-то человеческое. Я радовалась, конечно. А Оля – нет. К ней он никогда так не относился. Я видела, как она смотрит на эту девочку, и мне становилось страшно.

– Она ревновала ее к отцу?

– Очень! Олюшка-то ласки от него совсем не видела. Меня будто иглой кольнуло в сердце. И какой-то странный голос шепчет внутри: «Не к добру Коля это все затеял». Так оно и оказалось. Я еще почему на Олю грешила? Они часто в Яме пропадали – это свалка наша поселковая, огромная, сто лет уж ей, не меньше. Они там, кажется, все вещи знали, как свои. А Маню как раз на свалке нашли. Чего уж проще было – отвести ее туда, сказать, чтобы лежала с закрытыми глазами. Господи, да она за шоколадку на все была готова.

– Но в итоге вы все-таки решили, что Ольга здесь ни при чем?

– Я расследование провела. – Наталья покраснела. – Выспросила у жены нашего начальника милиции, во сколько смерть случилась. Аккуратно так, чтобы она ничего не заподозрила. А потом походила, поспрашивала, не видел ли кто в это время Олю с Димой.

– Вы уверены, что свидетельству этого человека можно доверять?

– Четверых, – кротко сказала Наталья. – Их видели в магазине, возле школы, у дома Димы… Достаточно?

Сергей кивнул. Но по привычке доводить каждое дело до конца, спросил:

– Кто-нибудь из этих четверых сейчас живет в Русме?

– Кулешова переехала… А, Ляхов остался. Только он немного не в своем уме. Старенький совсем.

Бабкин записал, где живет старенький Ляхов, и вспомнил, что о свихнувшемся старике он уже сегодня слышал.

– Ляхова, случаем, не Алексеем Ивановичем зовут?

– Да, это он. Вы с ним уже познакомились?

– Нет, не успел.

Они поговорили еще, но ничего нового к сказанному Белкиной добавить было нечего.

Дело о смерти ее мужа давно списали в архив, и когда Сергей спросил в полицейском участке, можно ли найти акт экспертизы, его подняли на смех. Он и не ожидал, что ему повезет. Часто эксперты помнят «свои» трупы, но эксперт, занимавшийся всеми тремя делами, умер несколько лет назад. Оставалось полагаться на показания свидетелей.

– Вы никогда не думали, что вашего мужа утопили?

Наталья невесело улыбнулась.

– Единственный человек, который мог его утопить, – это я. В Русме у Коли не было врагов.

– Может быть, кто-то очень симпатизировал вам…

Она покачала головой.

– Я была жирная, неповоротливая, забитая… во всех смыслах. Нет, никто не мстил за меня, если вы об этом.

– У Шаргуновых были родственники?

– Нет… кажется, нет. А почему вы спрашиваете?

«Потому что если ты заподозрила собственную дочь в убийстве младшей Шаргуновой, до этого мог додуматься и кто-то другой».

– Просто уточняю, – солгал Бабкин.

Возвращаясь поздно вечером в гостиницу, он думал о том, что рассказала Белкина.

Все трое Шаргуновых умерли в течение короткого времени, и если существовал тот, кому были дороги мать, дочь и бабушка, он вполне мог желать смерти виновнику. Отомстить сразу у него не было возможности – Наталья увезла дочь из поселка. Но допустим, они столкнулись много лет спустя…

Сергей позвонил Илюшину.

– Макар, та русская пара в отеле… Они по-прежнему торчат у бассейна или уехали?

– Не знаю, проверю. А что?

– Сбрось мне их фамилии и сфотографируй.

– Подозреваешь, они из Русмы? – понял Макар.

– Допускаю.

– У Гавриловой были враги? Такие серьезные, чтобы мстить выросшей девчонке двадцать с лишним лет спустя?

– Слушай, это ты меня сюда заслал, – флегматично сказал Бабкин. – Я всего лишь отрабатываю версии. Пока ясно, что здесь за одно лето созрели три трупа, из них один стопроцентно криминальный, а к двум другим есть вопросы. Так что сбрасывай фотки и не выеживайся. У тебя новости появились?

– Нет, – сказал Макар. – Слушай, можно визуально отличить труп двадцатилетней давности от, скажем, четырехлетней?

Бабкин надолго замолчал.

– Повторяю свой вопрос, – наконец сказал он. – Есть новости?

– Так можно или нельзя?

– Можно. Но зависит от почвы и не только от нее. Официально принятый срок полного разложения тела – пятнадцать лет. На практике обычно года-двух хватает. Через два могут оставаться сухожилия, мышцы… Запах был?

– Только из одного гроба, но совсем слабый.

– Что значит – только из одного? – Бабкин даже остановился под фонарем, и его немедленно облаяла из подворотни дворняга. – У тебя их там сколько? Макар!

– А вот если мумификация? – сказал Илюшин, будто не слыша. – Ты что там, хвост собаке прищемил?

– Мумификация все очень затрудняет. Ты имеешь в виду – естественным путем?

– Ага.