Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

И продолжаю так жить. Втянулся, и радости нахожу только в работе. Вероятно, я всё же надсажался не зря и место моё в литературе принадлежит только мне, хотя я и вышел из всех союзов. Посылаю вот тебе газету с объявлением о начале издания моих полных сочинений, которое, однако же, напоролось на современные ошеломительные цены и кабы не умерло на корню, хотя первые три тома налажены и находятся в издательстве. Шеститомное издание в «Молодой гвардии» законсервировано на четвёртом томе, и меня об этом даже не известили.

Но есть люди в Сибири и читатели, которые, вероятно, не дадут нам помереть с голоду. В Иркутске Гена Сапронов решил издать два тома моей военной прозы с первой частью романа во главе, положил мне плату хорошую. В Красноярске новое издательство решило печатать — тоже два тома «Последнего поклона», издаются книги и в Москве, но больше уже как-то стихийно и случайно. Не пропадё-ом!

Достраивается библиотека в Овсянке. Идут отделочные работы. Открывать будем по теплу, где-то в конце мая, и женщины наши обещали пригласить тебя, а я приглашу отдельно. Анечка [А. Е. Козынцева, директор овсянской библиотеки. — Сост.] ростит своих трёх детей в наше время, и уж вот ей-бы надо давать ныне звание «Мать-героиня». Потому как Валера её, с виду несокрушимый мужик, стал часто болеть, а у нас и зарплату-то не всем платят, по больничному же...

Народ теперь, если его спросят, где тут изба Астафьева, говорит: «А недалеко от сельсовета трёхэтажная дача строится, так это его дача и будет». Так что народ положительного мнения о себе, обо мне и моих доходах. Молодец народ! Завсегда найдёт, кому позавидовать и кого бить.

Сейчас моя М. С. снова взялась за титанический труд — печатает мою рукопись, а я собираюсь у Парыж на презентацию журнала «Феникс XX», в хорошей компании: Василь Быков и редактор журнала Владимир Огнев. Маленько развеюсь, отвлекусь, и, глядишь, весна наступит. В огороде повожусь и потихоньку начну ковыряться в рукописи. Надеюсь поздней осенью, або зимой сдать её в «Новый мир», а там и третья книга наползёт. Но раз Господь приговорил меня к этому труду, надо его исполнять до конца.

Много чего надо бы написать, да и на другие письма надо сил оставить. Ирине наш общий поклон, сыну, невестке и всем дальше следующим тоже. Кланяемся, обнимаем я, Мария, Витя и Поля, которой 11-го исполнилось 10 лет. Преданно ваш Виктор Астафьев

11 февраля 1993 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Зима свалилась на склоны горы. Была она у нас квёленькая, не сибирская, но, к счастью, и не псковская, без дожжэй, хотя мокренько на дорогах и становилось порой. Но и зима, и Сибирь всё же «людям» женского рода и так просто не уступят, непременно спохватятся в мае, а то и в июне, навалят снегу, подморозят, упредят, что они всё же есть и забывать о них не надо. Но и при этаких клим. условиях, когда морозы держались в пределах минус 7 — 15. и лишь несколько суток до минус 27, в городе всё лопалось, тонуло, люди жили при 5-7 градусах тепла, в том числе и моя сестра, Галина Николаевна, святая душа и добрейший человек, которую всю жизнь за что-то иль печёт, иль морозит.

В середине января в Овсянке мы отпраздновали 80-летие её матери, известной тебе бабули — Анны Константиновны [Потылицыной. — Сост.]. В поределой родне, которой стало хватать и горницы в дядином доме, и одного стола (а то вечно друг на дружке лепились), поели, попили мы и даже попели, хотя прежнего ладу и строю уж нету. Да и где он ныне на Руси есть? Я уж и от этакого хора растрогался, до слёз дело не дошло, но ретивое рассолодилось, пожалеть всех захотелось.

Всю-то зиму-зимскую я проработал, оттого и не писал тебе. Делал черновик второй очень трудной книги, более объёмистой и страшной, по сравнению с первой. Хотел избежать лишних смертей и крови, но от памяти и правды не уйдёшь — сплошная кровь, сплошные смерти и отчаянье аж захлёстывают бумагу и переливаются за край её. Когда-то красавец Симонов, умевший угождать советскому читателю, устами своих героев сказал — немец: «Мы всё-таки научили вас воевать», а русский: «А мы вас отучим!» — так вот моя доля отучивать не немцев, а наших соотечественников от этой страшной привычки по любому поводу проливать кровь, желать отомстить, лезть со своим уставом на Кавказ, ходить в освободительные походы.

Литература про «голубых лейтенантов» и не менее голубеньких солдат, романтизировавшая войну, была безнравственна, если не сказать круче. Надо и от её пагубных последствий отучивать русских людей, прежде всего этих восторженных учителок наших, плебейскую полуинтеллигенцию, размазывающую розовые слёзы и сладкие сопли по щекам от умиления, так бы вот и ринулись она или он в тот блиндажик, где такая преданность, такая самоотверженная любовь и дружба царят...