Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001

Давление скачет, даже утром бывает высокое, а между всем этим творчеством на неделю съездил на Урал. Сын Андрей и его чусовской дружок встретили меня на машине, да ещё и мигалку по распоряжению губернатора к ней присобачили. Побывал я в мемориале «сталинских жертв», и в избе своей побывал (её отдают под музей), и на кладбище побывал в Чусовом. и в Перми, в Быковке побывал, многих увидал, и приехал совсем усталый (стар ведь, хотя душа и не соглашается. «Душа всё ещё хотела б быть звездою!» — по Тютчеву).

Закругляюсь, поздно. Обнимаю, твой Виктор

2 октября 1997 г.

(Н.Гашеву)

Дорогой Коля!

Я выехал из деревни с большой неохотой и сожалением — работу над повестью не завершил, не хватило ровно одного ещё лета на все дела.

Четвёртого утром улетаю в Москву, а оттудова с делегацией в Брюссель на конгресс творческой интеллигенции Европы. Вернусь уж ближе к середине октября и возьмусь за повесть. Она с машинки, и работы ещё много. Когда закончу, сделаю ксерокопию и для тебя, а ты уж сам выберешь, что посчитаешь нужным. Наверное, я к юбилею вашему с повестью не успею, да не беда, автор я совсем не юбилейный, а повесть эта. завершающая цикл из трёх повестей — «Так хочется жить», «Обертон» и вот теперь «Весёлый солдат», — и вовсе не юбилейная. Но три эти повести избавили меня от надобности писать третью книгу романа. Напишу несколько наиболее выношенных кусков и начну писать только о природе, о ягодах, собаках, об осени и весне, то есть тешить душу на старости лет хотя бы творческими радостями.

Ошеломляюще быструю и перенасыщенную впечатлениями поездку на Урал нес ещё внутренне «не освоил», вес ещё там. среди добрых людей, гор, лесов и остановившейся на каком-то смиренном всплеске жизни.

Господи! Уж не знаешь чему радоваться и о чём горевать. Всё вместе смешалось, и радость, и горе. «Было бы сердце, а печали найдутся». — сказал когда-то Ключевский, и печали в моём сердце всё находят место, всё свёртываются там тайным и знобящим комочком. Едем по хребту Урала — по хребту! — а над ним смог непроглядный и указатели: слева Первоуральск, справа Сургут и трубы, трубы, трубы. А лесишко не весь высох, болезненно и празднично желтеет, и река Чусовая как-то остыло, неподвижно и жалко пред этим смогом, пред этим осквернённым небом, словно изнасилованная старуха, не течёт, а лежит среди жёлтых трав неподвижною тёмною водою. Какие-то копешки темнеют вдали, какие-то люди роются в земле, извлекая из неё картошку.

Господи! Господи! Смотришь на всё это и понимать или ощущать начинаешь, что вместе со мною, с нами и Россия свой срок доживает...

Прости, пожалуйста, но эти ощущения так и не оставляют меня, слезят моё сердце. Кланяюсь. Виктор Петрович

3 октября 1997 г.

Красноярск

(В.Я.Курбатову)

Дорогой Валентин!

Вот и до третьего письма дошло дело, хотя писать его я собирался всё лето. Но накатило! Хотел остатки наброска третьей книги поставить в 13-й том как набросок некоей давней рукописи, из которой я уже извлёк «Так хочется жить» и «Обертон». Но когда начал править, увлёкся и вместо того чтобы летом отдохнуть, залез в рукопись и сделал вариант повести «Весёлый солдат», аж на 12 листов! Унесло графомана! Сейчас повесть получил с машинки (Бог дал в библиотеку Овсянки такую работницу, которая ведёт все «мои дела» и научилась разбирать почерк).

Поездка на Урал была перенасыщенной не только впечатлениями, встречами и нагрузками всякого рода, так что после неё я не смог сесть за стол, а убирался в огороде, собирался в город и вот 30-го покинул домик свой чуть ли не с плачем, ибо у нас здесь проходит съезд славистов (международный) и мне надо было на нём быть и беседовать со славистами, среди которых были не просто хорошие, но и восхитительные люди, в первую очередь из Томского университета, которым я пособил получить Госпремию, а они привезли мне корзину водки с названием «Ностальгия», на одной из бутылок изображён герб СССР с серпом и молотом. Вчера мы её у нас в доме вместе с томскими гостями опробовали, а ещё часы мне ручные подарили, очень красивые.

А завтра рано утром улетаю в Москву и оттудова 6-го утром — в Брюссель. на конгресс творческой интеллигенции Европы (кто-то вспомнил обо мне и замолвил слово). Поеду, встряхнусь, побеседую с умными людьми и, возвратясь с просвещённой головой, буду продолжать заканчивать работу над повестью. Цикл из трёх повестей о послевоенной жизни избавляет меня от писания третьей книги романа. Мне её, понял я на повести, уже не осилить.

Годочки-то не романные. Может, отпишу наиболее «наболевшие» куски и перейду писать о природе — для удовольствия души. Что-то мне не удаются никакие удовольствия-то. Пять суток в тайге с Андреем на Сисиме да поездка в деревню Тёмную и Быковку — вот и все удовольствия. Несмотря на помпезную встречу на Урале, увёз я оттуда больше печали, чем радости, но это — как писал Ключевский, «было бы сердце, а печали найдутся», — уж на роду мне написано.