Отсутствовал и Казанский Собор, расположенный перед монетным двором на углу Красной площади и Никольской улицы. И, вообще, Москву этого времени основательно очистили от переизбытка православных (и не только) храмов, а также иных символов и других атрибутов веры в Бога. Время воинствующих атеистов в самом разгаре. А мне что? Лазареву теперь, как гребанному проклятому демону, это было только на руку!
А вот храм Василия Блаженного или Собор Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву, остался на своем законном месте. Только никаких служб в нем давно не проводили, а колокола сняли. Огромный транспарант, натянутый перед входом в Собор, зазывал всех трудящихся непременно посетить историко-архитектурный музей, в который был превращен Советами древний храм. А перед Блаженным, на привычном месте, отливая зеленью запатинировавшейся меди, возвышался памятник Минину и Пожарскому. Лобное место тоже ничем не отличалось от такового в родном времени Руслана.
А в центре Красной Площади, под сенью Сенатской Башни, в окружении вечнозеленых елей так же стоял Мавзолей «великого вождя всех угнетенных буржуями-эксплуататорами народов». Еще новенький, даже десятилетия не прошло, как он сменил собой второй деревянный Мавзолей. Лазарев не знал, что на него нашло, но он пристроился в хвост длинной очереди, выстроившейся для посещения усыпальницы. Словно что-то тянуло его внутрь, к мертвому и забальзамированному телу «вечно живого» вождя мирового пролетариата.
Толпа потихоньку двигалась к Мавзолею, с каждым шагом приближая Лазарева к чему-то совершенно неизбежному… Он не знал, почему именно такие мысли метались в тот момент у него в голове. Руслан прошел легкий, ничем не обязывающий досмотр у местных сотрудников правопорядка. Но ничего запрещенного у него с собой не было, а авоську с вонючей рыбой он заблаговременно оставил в ближайшем мусорном баке.
И вот, наконец, Лазарев вступил в тягучий и бархатный полумрак усыпальницы. Толстые стены Мавзолея мгновенно заглушили назойливые городские шумы. Только величественная тишина сопровождала его по пути к прозрачному саркофагу, оказавшемуся совсем не таким, каким он его помнил.
А ведь Руслан об этом когда-то читал: первую версию саркофага в 1924-ом году разработал архитектор Мельников, тогда как его более поздняя версия принадлежала архитектору самого Мавзолея — Щусеву. В будущем это монументальное сооружение представляло собой конструкцию в форме перевёрнутой трапеции. Стеклянными были только боковые стороны сооружения, а сверху оно закрыто каменной крышкой со ступенями, повторяющими внешний вид Мавзолея. Крышка держась на четырёх подпорках, установленных по углам, из-за чего создавался этакий эффект парения.
Мельников же в свое время предложил аж девять вариантов конструкции, из которых выбрали вот этот самый, к которому Руслан постепенно и приближался, простоявший в Мавзолее до конца Великой Отечественной войны. Его золотистое основание венчала стеклянная четырехгранная пирамида с лучистой игрой внутреннего света. Он был словно из «Сказки о мертвой царевне», и неспроста: в нем тело Ленина должно было покоиться в ожидании научного открытия, побеждающего смерть. Но пролежало оно лишь до эвакуации в Тюмень 1941-го года, а после войны саркофаг заменили на щусевский, который Лазарев хорошо помнил, а мельниковскую конструкцию перенесли в запасники Исторического музея.
Наконец, достигнув прозрачного гроба, Руслан бросил взгляд на умиротворенное лицо мертвого вождя. И на мгновение замер, с трудом поборов неожиданно нахлынувшее волнение, внимательно вглядываясь в улыбчивый прищур закрытых глаз свежеиспеченной мумии, если сравнивать его с египетскими сушеными воблами. Ленин, как ни странно, выглядел по-настоящему живым, словно и не умер больше десятка лет назад, а просто заснул… Прилег на секундочку отдохнуть от «праведных дел», да так и замер, оказавшись замороженным во временной ловушке…
Лазарев продолжил движение вдоль саркофага — сзади напирали, но не спускал с вождя глаз, чувствуя какое странное единение с этим мертвецом. Неожиданно его «накрыло» — каким-то незнакомым доселе чувством Руслан понял, что умерший символ революции не ушел безвозвратно — он может восстать в любой момент, разрушив окончательно всю атеистическую картину мира, которую сам же так усиленно насаждал.
Лазарев даже думать забыл, что этот известный всему миру покойник, так и не смог выбраться из своего хрустального пристанища в последующую сотню лет. Но чувство, захлестнувшее с головой пришельца из будущего, было настолько велико, что Руслану на мгновение показалось, что согнутая в кулак правая рука вождя шевельнулась, и он незаметно для остальных оттопырил большой палец и плотоядно усмехнулся уголком рта…