Прошла неделя с тех пор, как мы обосновались у подножия горы, и все прогнозы сходились в одном: оставалось три или четыре дня хорошей погоды, прежде чем на северной стене Эвереста вновь вступит в свои права муссон. Если мы не воспользуемся этим «окном», то придется ждать, пока пройдут снегопады, а потом сидеть сложа руки еще семь дней, чтобы хорошая погода привела гору в приемлемое состояние. В противном случае попытка восхождения будет самоубийством. Стоит сказать, что прогнозам погоды в Гималаях летом можно верить, но скорее по желанию, потому что алгоритмы расчета снегопадов не слишком точны. В конце концов начинаешь больше доверять собственным ежедневным наблюдениям за изменениями неба.
Мы заметили, что практически каждое утро поднимались навстречу голубому небу, залитому солнечным светом, а к полудню с юга начинали двигаться тучи, которые накапливались и выстраивались над непальскими долинами в замки с огромными серыми башнями. Эти крепости двигались на север, пока не прорывались грозами, столкнувшись с самыми высокими пиками. Иногда движение облаков концентрировалось на южной стене, и мы из лагеря аплодировали роскошному шоу с фейерверками, которое они показывали на другом склоне Эвереста. Иногда тучи приближались, чтобы поприветствовать нас, — и мы пережидали в палатках, пока они пройдут мимо, слушая «тик-ток» снега, падающего на брезент. Было странно, когда мы, только поднявшись, видели больше десяти или пятнадцати сантиметров свежего снега, который быстро таял под утренним солнцем.
Прогноз, который у нас был, — это прогноз для горы, уставшей от рутины. Вальс, который танцевали тучи, не решаясь приблизиться к северным воротам, был лишь репетицией — уже через несколько дней небо должно было разверзнуться, а буря — завладеть нашим склоном горы. Если нам предстояло станцевать один танец с Эверестом, это нужно было сделать раньше, чем мрачный погодный фестиваль вступит в свои права.
Наш базовый лагерь находился на каменной морене между Ронгбуком и ледником Эвереста. Сначала предполагалось, что мы поставим палатки у подножия горы, но яки, которые тащили снаряжение, предпочли остановиться на полпути. Мы разбили четыре палатки на наклонной поверхности, усыпанной камнями, попытавшись (вышло не слишком изящно) сложить их в более или менее горизонтальные платформы. Насколько это место было красивым, настолько оно было и пугающим — мы находились в центре километровой морены, с вершинами по шесть и семь тысяч метров впереди и с небольшим полукругом из других семитысячных пиков позади; на эти горы мы могли подняться как-нибудь вечером, чтобы было чем заняться. Кроме того, в случае скуки можно было сгонять по северному склону к нашему приятелю — вершине Чангзе высотой семь с половиной тысяч метров; поприветствовать этот пик всегда приятно, ведь с него открывается безупречный вид на Эверест.
Пожалуй, единственным недостатком нашей элитной смотровой площадки было то, что она оказалась очень далеко от главной вершины мира. Каждое утро приходилось пробегать около десяти километров, чтобы подойти к леднику и начать восхождение; когда мы, уставшие, возвращались, нужно было пройти этот путь в обратном направлении. Ну что ж, по крайней мере мы наконец были в горах и каждый день могли что-то делать.
Мы пришли к выводу, что в течение нескольких дней наступит долгожданное «окно» хорошей погоды, и решили, что надо заканчивать акклиматизацию и предпринять попытку восхождения. Предыдущие дни были интенсивными, и тело, кажется, просило дать ему передышку, но долго отдыхать я не умею. Мы с Себом договорились, что сделаем одно восхождение на очень хорошую высоту, чтобы расправиться с акклиматизацией перед окончательной попыткой.
После ужина мы решили встать в пять утра, чтобы начать подъем, и разошлись по палаткам спать. Я приготовил рюкзак, залез в спальник и уснул, как бревно.
Я проснулся, почувствовав, как солнце ласкает кожу через стенку палатки. Это одно из самых приятных ощущений: когда утром снаружи еще холодно, а к тебе прикасаются первые лучи, которые остаются в ловушке палатки, превращая ее в импровизированную сауну после сурового ночного холода. Но скоро я осознал, что вообще-то солнце еще не должно было встать, и подскочил. Хорошее настроение испарилось: среди одежды, служившей мне подушкой, я нашел часы и заорал: «Чтоб тебя! Уже шесть десять!» Я за один прыжок выскочил из спального мешка и на полной скорости оделся. Не позавтракав, я схватил рюкзак и в буквальном смысле этого слова побежал вверх по морене. Не знаю, что это было — испуг или адреналин, — но в любом случае накопленная усталость прошла, и я максимально ускорился.