Нет плохих вестей из Сиккима

Вот пример из последних дней. 26 января врид начальника отдела труда тов. Родаминский, уезжая по делу в ВЦСПС, вызвал туда нужных ему работников из главных управлений. Понятно, вызвал затем, чтобы не терять драгоценного времени. Работники прибыли в ВЦСПС в момент, когда тов. Родаминский уже работал в какой-то комнате. Работников туда не пустили. Они потолкались в коридорах ВЦСПС и уехали ни с чем. Рабочий день пропал. А сколько таких дней гибнет из-за некультурности в работе, из-за неорганизованности и расхлябанности? Простой расчет показывает, как дико разбазаривать время на ночные сидения. 7-8 часов нам обязательно нужны для сна. Пару часов следует уделять профессиональному чтению, личному образованию. Мы обязаны уплотнить, как требует постановление СНК СССР, ЦК ВКП(б) и ВЦСПС, свой рабочий день, прекратить вредные ночные сидения.

Серьезным человеком был Н. Сметанин.

Женщина без вредных привычек продаст машинку Зингер.

Так всегда. Мечтаешь о лирике Пушкина, а читаешь рекламу.

2

Дверь открылась.

Кора и ее спутник выглядели неправильно.

Не следовало надевать такую красную блузу и такую синюю юбку. В этом было что-то плакатное, как и в красном платке, туго охватившем убранные под него волосы. А у мужчины (ростом он был ниже Коры) бросались в глаза монгольские скулы, темные волосы, выцветшая гимнастерка без знаков различия, застиранные галифе, начищенные сапоги.

Айболит локалки.

Сисадмин по вызову.

Я не хотел смотреть на Кору, но смотрел.

Не хотел заглядывать в ее мысли, но не мог.

Она явно еще не отошла ото сна. Под глазами лежали темные тени. У многих есть тайные, не выказываемые другим страшилки. У Коры такой было расслаивающееся время. Зияющая черная дыра. Крутящееся, засасывающее пространство. Некий безмолвный космический водоворот.

– Сядьте.

– Не хочу. Надоело.

– Да вы еще и не сидели!

Спутник Коры ловко ткнул меня кулаком в грудь.

Я не удержался и сел. Клеенчатый диван холодил руки, на которые я невольно оперся. Нырни в реку, собери десять палочек Коха и получи кружку Эсмарха. Потом посчитай до десяти. В этом офисе работали свои законы.

– Имя!

– Мое?

– Разумеется.

– Сергей Александрович.

Он предупредил мой вопрос:

– Я – сотрудник наркомата внутренних дел сержант Дронов.

И цепко оглядел меня. Что-то ему не нравилось. Он морщился.

– Мы никак не ограничиваем вас в личном общении, – сказал он несколько загадочно, – но постарайтесь свести общение к минимуму. – И уперся в меня взглядом: – Национальность?

Теперь ухмыльнулся я. Не потому, что подтверждал не высказанные им вслух сомнения, а потому, что действительно не знал своей национальности. Может, татарин, может, еврей. Какая разница?

– Сергей Александрович – ваше настоящее имя?

– Представления не имею.

– Место рождения?

– По бумагам?

– По существу.

– Тогда тоже не знаю.

Что ж, они не собирались рыться в придуманной биографии. Айболит локалки вообще не скрывал, что его интересует не какой-то там мифический Сергей Александрович, родившийся якобы тогда-то и там-то; его, сержанта Дронова, сотрудника наркомата внутренних дел, серьезного человека (так он о себе думал) интересовал вполне реальный человек, укрывшийся за придуманную (так он считал) потерю памяти. Правда, задавая вопросы мне, он посматривал на Кору.

И мысли его были слюнявыми.

Он думал о Коре как о своем будущем.