Нет плохих вестей из Сиккима

Не дождь, нет. Холод ночной пустыни. Вареное мясо застывает в руках, губы покрываются холодным жиром, фитиль вгорает в свечу. Дрожащая рука затворника тянется к пище, значит, физическое тело еще не отошло. В далеком храме звучат трубы невиданной длины.

В начале развития мышление людей на Земле было направлено на истинное миропонимание. Логическая и духовная составляющие были едины. Египетские жрецы еще 5000 лет назад являлись подлинными интеграторами человеческих знаний. (Сейчас я так не думал, конечно.)Со временем система постижения истины начала разделяться у человека на логическую и мистическую (духовную). Началась эры потери знания – период примерно с 2200 года до н. э. до Рождества Христова. Наука строилась на логической системе, что привело к еще более резкому разделению между ней и религией.

Может быть.

Сейчас меня это не занимало.

В основе современного человеческого интеллекта лежит логическое мышление. Чтобы осмыслить окружающее, мы должны изучать десятки наук, прочитывать тысячи книг, затрачивать на обучение время и огромные физические, психические и интеллектуальные силы. А в прежние времена (сама формулировка казалась мне нелепой) египетский жрец, будучи духовно высокоразвитым, получал все необходимые знания в результате мгновенных озарений.

Ментальный мусор.

Бедняга Эйнштейн, бедняга Хокинг!

Смуглые люди в грязных овчинных кафтанах.

Винтовки с рогатками. Сердца чернее угля и тверже камня.

Из темноты крики «Ки-хо!». С другой стороны отвечают «Хой-хе!»

Подрагивает, дергается дряблая кожа на спине старой кобылы. Фыркают яки. Бесшумно крутится Дуйнхор – колесо времени. Многим доводилось встречать снежных людей. Карлик постанывает: «Я болен». Помешивает указательным пальцем воду с ячменным порошком цампу.

Как понять всё?

3

Я отложил тетрадь.

Электрик. Капитан Женя Кутасова. Лиса.

Что я о них знаю? В сущности, не больше, чем о себе.

Сержант Дронов. Кора в красном платке. Где нам искать профессора Одинца-Левкина? Сегодня спрашивают, завтра начнут бить. Не хочу служить интеллектуальным существам запредельного мира, передавать сообщения, о которых не имею никакого представления. Я упорно не хотел думать о Коре. Правда, мир не меняется от того, как ты относишься с утра к каким-то забытым записям, но чашка кофе...

Поспав пару часов, я отправился в «Иероглиф».

Как я и думал, за столиками сидело человек пять – в разных местах.

Зато с террасы – знакомое место – помахала мне рукой изящная, как всегда, доисторическая костенурка. Как-то не вязалась ее узкая рука с черным мундиром полковника СС или с жестикулирующим советником Муссолини. Честно говоря, с образом пламенной комсомолки рука эта тоже не вязалась.

Перед Конкордией Аристарховной лежал плоский конверт.

Она улыбнулась мне, но в выцветших глазах пряталась тень усталости и морщинки на шее с утра выглядели особенно густыми.

Засыпая, я вижу вновь,
что балконная дверь чуть приоткрыта,
и кисейную тюль
в окно, где пыльный июль,
выдувает капризный сквозняк...

Конкордия Аристарховна внимательно смотрела на меня.

...этот странный мотив
позабыть не могу я никак...

Чуть заметно покачивая головой в такт музыке, Конкордия Аристарховна улыбнулась.

Ах, Рио-Рита!
Как высоко плыла ты над нами
через страх и озноб, через восторг побед, —
Аргентины далекой привет!
Ах, Рио-Рита! Как плескалось алое знамя!
В нашей юной стране был каждый счастлив вдвойне, —
Где все это?

– Не было и нет, – улыбнулась Конкордия Аристарховна.

– Здесь часто ставят такие мелодии.

Ах, Рио-Рита!

– Хочу сделать вам подарок.

Костенурка вежливо улыбнулась.