Нет повести печальнее на свете...

— Не совсем так. Те, кто готовится в аспирантуру, чтобы стать профессором в Университете, обязательно должны пройти стажировку в школе. А вообще, нового суперисчисления я не открою, мое призвание — педагогика. Да и лишние деньги нам не повредят, не можем же мы жить на одни подачки родителей.

— Положим, я в состоянии обеспечить семью, — оскорбился Ром. — Ну, ладно, раз уж ты так загорелась — учи детишек.

Они спешились, вошли в здание и попросили привратника-робота провести их к директору школы. Тот вежливо приветствовал молодых людей и спросил, чем может быть полезен.

— Видите ли, синьор директор, моя жена ищет работу и хотела бы стажироваться в вашей школе. Мы поселились неподалеку. Извините, я не представился: Ром Монтекки, а это — Ула.

— Монтекки? Постойте, олдермен Монтекки из Вероны уж не ваш ли родственник?

— Это мой отец.

— Подумать только! — Подвижный, как живчик, пухлый директор выкатился из-за своего стола и горячо пожал Рому руку. — Ведь мы с ним учились в одной группе на агрофакультете. Чрезвычайно достойный человек. К сожалению, с тех пор нам не довелось встречаться, и я лишь издалека радовался его успехам. Как он сейчас?

— Отец болен, но врачи надеются, что ему удается стать на ноги.

— Пожелайте вашему родителю скорейшего выздоровления и посоветуйте переселиться в наши края. Здесь целительный воздух, а дело для такого крупного специалиста всегда найдется.

— Благодарю вас, синьор директор.

— Называйте меня просто Этторе. Итак, вы хотите устроить к нам свою женушку? Что ж, думаю, это возможно. У юной синьоры есть, конечно, диплом об окончании агрофакультета.

— Не совсем так, — сказала Ула.

— То есть вы еще студентка? Ничего страшного, мы имеем право брать на стажировку и без диплома.

— Дело не только в этом. Я учусь на математическом факультете и хотела бы преподавать у вас смежные знания по этой дисциплине.

Глаза директора округлились.

— Не понимаю, ведь вы синьора Монтекки…

— Да, я из семейства Капулетти, — возможно, вы слышали эту фамилию, — вышла замуж за сына вашего друга.

— Но позвольте, агр и мата, это так необычно… Теперь я вспоминаю, что читал о вас в газетах.

— Увы, синьор Этторе, мы с Улой стали жертвами кланового фанатизма. Убежден, что вы не разделяете мнения, будто мужчина и женщина не имеют права пожениться только потому, что у них разные профессии.

— Лично я, голубчик, не стал бы поднимать вокруг этого большой гвалт. Каких только странностей не случается в жизни! Даже в нашей забытой богом дыре. Тут у нас недавно один старый осел — ему под восемьдесят — ухитрился жениться на двадцатилетней. Правда, они оба билы.

— Благодарю вас, я не слишком опытен в житейских делах, но отец всегда говорил, что у сельских жителей в тысячу раз больше здравого смысла, чем у горожан.

— Твой родитель — умница и настоящий агр. Скажи ему, что, если он захочет к нам перебраться, место здешнего главного агра ему обеспечено. Я пользуюсь некоторым влиянием в общине.

— Так вы берете меня? — спросил Ула.

— Нет, доченька, — не моргнув глазом, ответил живчик. — Стажера по математике нам не требуется, у нас ведь учебное заведение с агроуклоном. Так что с преподаванием смежных знаний, пустяковых по объему, вполне справляются роботы. Это, я вам скажу, такие интеллектуалы, что я и сам люблю с ними потолковать о том о сем. От них можно набраться ума-разума. Ну вот, и физиономии у вас сразу вытянулись. Эх, нынешняя молодежь, при первом же препятствии опускаете руки. Мы в наше время были не такими, отчаянно дрались за свое место в жизни. Не унывайте, други мои, выше головы!

— Признайтесь, синьор директор, — сказал Ром, с нетерпением выслушав эту бодряческую тираду, — вы боитесь за свое положение?

— Этторе никогда ничего не боялся, кроме бога нашего Колоса. Но осторожность никогда еще никому не повредила. Подумайте, дети мои, прими я сейчас Улу на работу, местные клановые патриоты могут поднять бучу — бойкотировать школу или даже, чего хуже, разнести ее вовсе. Народ здесь дикий, необузданный, хотя в основе своей добрый и простодушный. Они сначала разнесут, а потом будут искренне сокрушаться. Да и Уле было бы в такой обстановке неуютно, наши экстремисты на все способны. Так что пусть страсти поулягутся, а там будет видно. Пока же мой вам совет: не высовывайте носа из своего бунгало. И не забудь, сынок, передать мои приветы старшему Монтекки.

Огорченные, вышли Ром и Ула из школы. Ведя коней в поводу, они подошли к бару, привязали своих лошадок к дереву и заглянули внутрь. В помещении было накурено, четверо местных жителей, рассевшись у стойки, потягивали ячменку. Ром и Ула сели за столик в уголке и попросили робота подать лимонаду.

— Что ж, теперь нас повсюду будут остерегаться, как чумных? — спросила Ула.

— Не горюй, — наигранно веселым тоном сказал Ром, чтобы ободрить подругу, хотя у него самого на душе было муторно. — Проживем без этой паршивой школы и ее лицемерного директора.

— Пойми, Ром, я зачахну без своего дела.

— Потерпи немного, уверен, все придет в норму. А пока мы можем пожить в свое удовольствие.