Он наблюдал за падением молодого человека с равнодушием и восхищением одновременно. Это было даже не падение, а скорее скольжение; сначала вниз ушли голова и плечи, а затем парень прогнул поясницу так, что сила притяжения больше не позволила ему удержаться на стуле. В заключение он будто бы с неохотой дергает ногой, постепенно съезжает на пол и, придавленный нижней частью тела, буквально простирается на каменных плитах, гладко вытертых от времени. И вот парень уже лежит, раскинувшись во весь рост, почти угодив головой в огромный старый камин, занявший изрядную часть помещения. Совершенно никакой опасности обгореть. В центре камина едва теплится огонь маленького керосинового примуса.
Пожилая пара с еще большим усердием сосредоточилась на поедании лазаньи, разогретой в микроволновке. Кухней почти полностью занималась жена Чарли, но она не готовила в будние дни мертвого сезона. Однако супруг полагал себя асом приготовления еды в микроволновке. Келли с этим был категорически не согласен. Как-то раз он имел счастье отведать его лазанью. Та была холодная, сухая, не пропекшаяся в середине, резиновая по краям и совершенно безвкусная. Тем не менее, когда парень свалился со стула, пожилая пара сконцентрировала все свое внимание на еде, будто перед ними было не жалкое подобие лазаньи, а кулинарные изыски для настоящих гурманов. И сцена, разыгравшаяся перед посетителями «Дикой собаки», которая хоть как-то разнообразила этот серый ноябрьский вечер, осталась ими не замечена. Или, но крайней мере, они отчаянно делали вид, что это так.
Однако Келли заметил все. Келли вообще всегда все замечал.
Это было его работой. Так или иначе, с самого юного возраста он зарабатывал себе на хлеб тем, что внимательно смотрел, слушал, а затем записывал. Он был журналистом много лет. Был на самой вершине Флит-стрит, пока не пустился во все тяжкие, а затем вернулся к тому, с чего начинал, – к местной газете в южном Девоншире. Но сейчас все это было для Келли пройденным этапом. Хватит с него сломанных жизней. Нет, он не был святым или филантропом, но он был чертовски хорошим криминальным журналистом с отличным нюхом на стоящую историю. Журналистом, чей труд, по крайней мере, принес больше добра, чем зла. Хотя пару раз было и наоборот. Но все это уже в прошлом. Забота о собственной жизни – вот что волновало Келли сейчас больше всего. И он принял решение стать писателем. На самом деле он уже стал им, ведь он не только ушел с постоянной работы, но и написал половину вступления и почти две главы своего первого романа.
Тем не менее в данный момент писатель испытывал пониженную творческую активность. Казалось, это состояние затягивалось. И у Келли было нехорошее предчувствие, что ситуация не изменится в течение всей его писательской карьеры.
Он поставил стакан на стойку бара. В нем было около двух дюймов теплой выдохшейся диетической колы. Келли больше не пил спиртного. Не потому, что не хотел, а потому, что отлично понимал: если он когда-нибудь еще прикоснется к бутылке, это его убьет. Все просто. Однако в этот вечер было слишком много диетической колы для одного человека. Келли сидел в своем углу уже два часа, делая вид, что думает. Но даже делать вид не очень-то у него получалось. В голове было абсолютно пусто. Парень перепил и свалился со стула – вот единственное заметное событие этого дня.
Келли нехотя посмотрел на неподвижное тело, распростертое на полу, а затем перевел взгляд в сторону стойки. На том конце он видел лишь верхний край двери, ведущей в подвал. Чарли улизнул туда около десяти минут назад, якобы сменить пивной кег, но Келли подозревал, что бедняге просто все до смерти наскучило и ему захотелось сменить обстановку. И едва ли его можно было осудить за это. Посетители в тот вечер не так чтобы валили косяком.