Нет розы без шипов

— Пожалуйста, взгляните на меня, Роза, — тихо сказал Джефри, чуть притягивая ее к себе. — Я должен извиниться… Я искренне сожалею о моем вчерашнем поведении. Если это вас хоть немного утешит, сегодня я очень страдаю от похмелья. Я… я понимаю, что это не оправдание, но вчера в клубе я связался с сильно пьющей компанией и выиграл проклятые билеты на тот фарс в Хеймаркетском театре. Некоторые выпили гораздо больше и начали подшучивать надо мной из-за большого количества поклонников моей жены. Они даже начали намекать, что я рогоносец, и со стыдом признаюсь, что вызвал их на дуэль. Не волнуйтесь, — Джефри поднял руку, увидев, как Роза охнула от ужаса, — мой вызов не приняли, поскольку я очень меткий стрелок.

— Полагаю, это несколько облегчает положение, — согласилась Роза и мягко высвободила руку из ласкающих пальцев. Их прикосновение слишком волновало ее, а ведь она полагала, что больше не любит мужа.

Джефри неохотно отпустил ее ладонь, нервно повертел чашку на блюдце и возобновил свою покаянную речь.

— Я решил пройти до театра пешком, надеясь, что свежий воздух прочистит мозги, но алкоголь окончательно лишил меня рассудка. Иначе это объяснить невозможно. Я пришел в ярость и обозлился на вас, дорогая, незаслуженно обвиняя в пренебрежении и неприличном поведении. Счел вас причиной испытанного мною унижения. И… полагаю, захотел в ответ вас унизить. Я заглянул к некоей даме полусвета, которую знал прежде, и привел ее в театр. Однако этот поступок лишь усилил мое чувство стыда и унижения. Я распрощался с дамой, не прикоснувшись к ней, клянусь вам, но вместо того, чтобы вернуться домой, в собственную постель, как продиктовал бы здравый смысл, отправился к «Бруксу». Там я вел себя крайне предосудительно и оскорбил всех собравшихся…

— О, Джефри… — начала Роза, но он жестом остановил ее.

— …после чего Милти силой отвел меня в сторону и велел ехать домой. Я вызвал его на дуэль, на что он ответил: «Боже милостивый, конечно же нет!» — и я понял, что большее унижение уже невозможно. Но потом… — Джефри печально покачал головой, — что же я сделал, придя домой? Оскорбил вас совершенно непростительным образом. Слава Богу, в конце концов, я настолько вывел из себя нашего невозмутимого, величественного Хэмфри, что он отправил меня спать, как непослушного мальчишку. Понимаю, что не имею права просить вас о прощении, но я очень, очень сожалею о случившемся. Пожалуйста, скажите, что прощаете меня, милая Колючка.

Суровые серые глаза встретились с нежными карими, и бедная Роза влюбилась в своего мужа еще больше, чем когда-либо. Видя нежность в его глазах, она подумала, что обвиняла его в холодности и черствости несправедливо. Просто он очень сдержан. В глубине его глаз пряталось… что? Тоска?

Искреннее сожаление о том, что сделанного не воротишь? Сейчас Джефри был похож на маленького мальчика, понимающего, что вел себя плохо, и искренне раскаивающегося в этом.

— Конечно, я прощаю вас, — сказала она и добавила, не удержавшись от легкого упрека: — Но, знаете ли, вы ужасный человек.

— Как я и сам понял, к своему глубокому сожалению, — признал Джефри, лишь немного успокоенный ее прощением. Затем, пытаясь хоть как-то наладить отношения, спросил: — А каковы ваши планы на сегодняшний день?

Роза заглянула в ласковые карие глаза с золотистыми искорками, безотрывно смотревшие на нее с выражением… чего? Что бы там ни было, это выражение сильно отличалось от обычного.

— Я собиралась на прогулку с лордом Филпотсом, — она заколебалась, — но, если вы возражаете, я не…

— Нет-нет, — рассмеялся Джефри. — Милти — самый прекрасный человек на свете и истинный друг нам обоим. Еще раз умоляю, простите мою вчерашнюю ревность.

Ревность? Роза взглянула на мужа с искрой надежды.

— Да, но…

— Вы же знаете, каковы мужчины, — пошутил Джефри. — Когда дело доходит до их жен, они ведут себя, как собака, у которой отнимают кость.

— Ах! — тихо сказала Роза. Не на такое объяснение она надеялась, но все же, если подумать, в нем можно найти что-то хорошее.

— Мы поедем вместе на сегодняшний бал?

Роза утвердительно кивнула, и Джефри поднялся из-за стола. Он потянулся к ней, собираясь нежно взъерошить волосы, но застыл сконфуженно, его рука повисла над аккуратно причесанной головкой. Он неожиданно наклонился и легко поцеловал ее в щеку.

— До вечера, — сказал он, выходя из столовой.

Когда прибыл Милти, ошеломленная маркиза все еще прижимала пальцы к щеке и мечтательно смотрела на дверь. Поспешно извинившись, Роза побежала одеваться и вскоре вернулась в бордовом бархатном пальто с капюшоном, отороченным мехом, и огромной муфтой на лебяжьем пуху. Потрясенный Милти разразился восторженными комплиментами.

Мрачный, черно-серый Лондон почти целиком погрузился в клубящийся туман, гораздо более стылый и промозглый, чем ожидала Роза. Милти усадил ее в коляску и надежно укрыл их обоих меховой полостью.