– Посмотри на эту штуку, – сказал я. – Ни волос, ни позвоночника, ни легких. Пенис – моллюск. Португальский военный корабль – не один организм, а колония различных особей, выросших вместе. То же справедливо для мужчины и пениса – млекопитающее и моллюск.
– А на Руфи что выросло – ракообразное? Язык Руфи танцевал вокруг члена Айры, моллюск обхаживал моллюска.
– Может, она самка богомола, – сказала Либресса. – Но тогда ей следует дождаться спермы, а уж потом его сожрать. Пенис шлепнулся на живот, изо рта Руфи к нему протянулась слюнная пуповина.
– Не останавливайся, – пробормотал Айра.
Руфь приподнялась на локтях. Ее груди, возлежавшие на его бедрах, вновь обрели свою взрывную форму.
– Что? – безнадежно спросил Айра.
– Я чувствую себя брошенной, и все это ужасно несправедливо.
Она подползла ближе, потом раздвинула бедра. Ее влагалище – блестящий розовый эллипсоид с короткими распахнутыми щупальцами – напоминал море растоптанных анемонов.
– О, правосудие! – вскричала она, засовывая его пенис себе в вагину, его моллюска в свою раковину. Межвидовой секс неестествен и отвратителен.
Руфь принялась энергично раскачивать бедрами, пухлыми, но гибкими, ее груди влажно шлепали. Айра приподнял голову, глянул на нее и снова откинулся на подушку, крепко зажмурившись.
– Ох, мои колени, – через некоторое время сказала она. Выпрямила ноги, навалившись на Айру. Потом схватила его за талию и перекатилась на спину, поместив его наверх.
Айра коротко вздохнул сквозь стиснутые зубы. Когда его впалая грудь легла на ее влажные железы, между ними зачмокала воздушная яма. Руфь начала кричать.
– О, о, о-о-о!
Айра хрюкнул, когда ее когти шпорами вонзились ему в спину. Руфь пукнула.
– Ой, Айра, прости. – И через мгновение опять погрузилась в ощущения.
– Какая миленькая серенада, – сказала Либресса.
– Разве ты не рада, что мы остались?
– Нет! Нет! Нет! – закричала Руфь. Миллер мне объяснял, что под этим самки этого вида обычно подразумевают «да, да, да». Но в данный момент Руфь имела в виду именно «нет». Она опустила руку. Маленькое животное выползло наружу. Оно походило на маринованный огурец, и ей было непросто им овладеть.
Вонь из ее отверстия быстро достигла карниза.
– Я узнаю этот запах, – сказала Либресса.
Через несколько минут Айра упал. Лежа подбородком на ее плече, он продолжал пыхтеть. Уже без слов, без криков и стонов. Первобытные дифтонги булькали у них в горле, реликты извечной семитской борьбы с бесплодной жарой Леванта.
– Что они говорят? – спросил я Либрессу. Та громко напевала, стараясь их заглушить. Я должен был выяснить. Я перепрыгнул через край карниза и зашагал по стене. На полпути к кровати я заметил, что свет из-за спины Айры отбрасывает на стену мою тень – размером с ягодицы Руфи и покрытую огромными шипами.
– Страх господень! – завопил Айра. Блаттелла – одна из немногих форм, которые он различал и без очков.
– Да, зверюга, – простонала Руфь. Он приподнялся на руках.
– Только посмотри на эту хрень.
– Какую хрень?
– Таракан. Прямо у тебя над головой.
– Дорогой, не отвлекайся.
Я быстро попятился. С первых дней в Эдеме я понимал, что на силу человеческой любви лучше не полагаться.
– Он уползает.
Она схватила его за волосы и сцепила лодыжки у него на спине.
– Отпусти, – прохрипел он. – Я должен его убить.
– Ты мне нужен тут.
Она обвила руками его шею и энергично впилась в него губами.
Айра высвободил голову – так, чтобы видеть, как я взбираюсь на карниз. Затем вернулся в объятия любимой и сказал:
– Это возмутительно. Прямо в спальне. Либресса перестала петь.
– Я как раз об этом и говорила.
– О господи, – тихо сказал Руфь. – Я еще с тобой не закончила, малыш.
Когда мы собрались уходить, Либресса сказала:
– Руфь властвует над ним полностью. Все это выглядит довольно жалко.
Гораздо хуже, чем просто «жалко». Я уже переживал, что моя дорогая Цыганка больше не вернется – ведь столько времени прошло. А Руфь, совершенно неспособная заставить Айру потратить заначку, видимо, достигла такой сексуальной власти над ним, что все равно Цыганку одолеет.
– Не уверен, что понимаю, – сказал я. – Разве можно властвовать над кем-нибудь, а он при этом не теряет голову?
– Просто сосредоточься на ощущениях, дорогой, – прошептала Руфь.
Либресса скрестила со мной усики, точно рапиры. Нервные окончания у меня на спине взорвались – меня окатил бешеный фонтан ее феромонов. Я потерял интерес к Руфи, к завоеванию квартиры, ко всему на свете, кроме Либрессы.
– Ну как, потерял голову, крошка? – засмеялась Либресса.
Я нырнул под нее, и она благоухающим шелком скользнула на меня. Я едва ощущаю ее на своей спине, хотя любой предмет такого же веса оказался бы для меня неподъемной ношей.
Мои глаза сфокусировались на сплетенных волосатых конечностях Руфи и Айры. Она все пыталась реанимировать его член. Какое отношение имеет эта шарада к сексу? Кому какое дело до денег в кухонном шкафчике?