НЕТ ЦАРЯ У ТАРАКАНОВ

Впервые встретившись с Руфью, Фэйт Фишблатт дала волю своему языку. Она воодушевленно разглагольствовала о падении нравов в поколении ее сына, о быстром дешевом сексе взамен прочных обязательств; и – «какой позор, дорогуша, нынче люди понятия не имеют, как сделать друг друга хоть чуточку счастливее».

Айра закатил глаза.

– Что скажешь, милочка? – спросила Фэйт. Ее рыжие брови изогнулись вопросительным знаком.

Руфь улыбнулась:

– Думаю, вы абсолютно правы.

В тот же вечер Руфь уже записывала рецепты – Фэйт клялась, что они ценятся на вес золота.

Но главной соперницей Руфи оставалась Цыганка. Однажды ночью, сидя за пачкой лукового супа в шкафчике, Суфур заметил:

– Цыганка вернется и надерет эту жирную задницу, не тронув ее пальцем и не говоря ни слова. Толстуха сюда больше не сунется.

– Ха! – отозвался Рейд. – По сравнению с Руфью она сложена, как мальчишка. Такова проблема этого биологического вида. Вся суть гендерной неразберихи.

– Руфь Аиру и не спросит. Признает власть народа и удалится в изгнание, – возразила Роза Люксембург.

Я ей не особо поверил, но мне определенно нравилось, как она сейчас пахла.

– Почему ты решила, что она распознает более сильные феромоны? – спросил Бисмарк.

– Какое людям дело до феромонов? – улыбнулась Роза. – Им важны объекты эксплуатации – как с обложки журнала «Вог».

– Руфь – настоящая женская особь, – сказал Рейд.

– Не стоит ее недооценивать, – согласился Бисмарк.

– Как раз ее я ценю. А вот Аиру приходится сбросить со счетов. Мужчины.

Я кивнул и придвинулся к ней ближе. Что-то назревало в моем маленьком теле.

Возможно, предаваться воспоминаниям глупо, но, по-моему, величайшая трагедия нашей колонии в том, что Цыганка не вернулась немедленно. В ее отсутствие Руфь успешно стирала ее образ из лихорадочного Айриного мозга. Ее тактика была весьма изобретательна: она нежно отколупывала струпья, пока Айра не истек Цыганкой прямо на Руфь. Первый всплеск – и потребовалось совсем немного усилий, чтобы излияния об этой трагической и непостижимой утрате продолжались часами. Тошнотворные Айрины исповеди заставили Хови, а вместе с ним и нас бежать куда подальше, но Руфь…

Руфь сидела с Айрой на диване в гостиной. От сочувственно слушала и сладко говорила. Айра видел в ней самоотверженную наперсницу и грубо плевал на ее женскую гордость. Руфь держалась молодцом. Ее поведение меня нервировало, но Роза объяснила, что это временная тактика:

– Она не намерена вечно оставаться ведром для его сентиментальных помоев, поверь мне.

Мне было удобнее считать Руфь эгоистичной и амбициозной – а значит, естественной, – и в то же время я боялся, что естественная Руфь станет неодолимым препятствием к возвращению моей возлюбленной Цыганки.

Вскоре Руфь уже господствовала на всех фронтах. Айра возвращался к жизни. Я ощущал, как балласт его зависимости смещается от Цыганки к женщине, готовой выслушивать рассказы о ней. Но и три месяца спустя он не проявлял никаких постыдных человеческих сантиментов. Никакого сексуального интереса. Я все еще надеялся на Цыганку.

Как-то ночью мы с несколькими сородичами доедали почерневшее пятно томатного соуса на плите – как быстро переменилась наша диета! – и я попросил:

– Объясните мне. Вы когда-нибудь слышали, чтобы двое животных в конце репродуктивного периода месяцами воздерживались от секса?

– Надо подумать. Да, один подвид морских раков не размножается в условиях высокой концентрации сточных вод, – сказал Колумб.

– И это все? – спросил я.

– Все, – ответил он. – Ну, разумеется, еще священники и монахини.

– Я уверен, Руфь – полноценная самка, – вмешался Бисмарк. – После того вчерашнего разговора об Американском союзе гражданских свобод я унюхал, что у нее под юбкой. От нее на милю разит гормонами. Я думаю, у Айры просто атрофированы железы.

Роза скорчила гримасу:

– Если бы. Я как-то ночью оказалась у него в спальне, так он в меня кинул салфеткой, полной спермы. Бррр. Спасибо, хоть свернул аккуратно.

Я представил себе эту картину и мое сердце учащенно забилось.

Клаузевиц выплюнул полную пасть углеводов.

– Во всем ее внешность виновата. Он никогда ее не захочет.

– Людям нравится, как они сами выглядят. Они даже фотографируются, – сказал Рейд.

– Так и слизнякам тоже нравится, как они выглядят, – заметил Колумб. – Правда, видят они неважно. – Вот – это и называется естественный отбор, – сказал Бисмарк.

И они с Суфуром дружески хлопнули друг друга усами.

Следующие недели были душераздирающими. Каждый невинный жест приводил меня на грань нервного срыва. А в понедельник, в 11.35 вечера, зазвонил телефон. В одиннадцать Айра в последний раз обошел квартиру, развесил одежду, завел часы, почистил обувь и принял душ. В 11.20 он откинул с безупречно заправленной постели покрывало и лег. Он возобновил этот ритуал недавно и отклонялся на несколько минут, не больше.

Он сонно снял трубку:

– Алло. Руфь?.. А?.. Давай сначала. Ты потеряла ключи?.. В такси?.. Как зовут водителя?.. А может, раньше?.. А ты искала?.. Как ты попала в дом?.. Консьерж еще не лег?.. Ох, боже мой, он теперь до самого Рождества не успокоится.