Нет у любви бесследно сгинуть права...

Однажды, чуя смутную надежду,
Пошел он к племени любимой, к Неджду,

Увидел издали жилья дымок —

Сел на краю дороги, изнемог

И так вздохнул, как будто бы влетела

Душа в его безжизненное тело.

Вдруг видит он: старуха там идет,

Она безумца дикого ведет.

Весь в путах был безумец, и как будто

Его не раздражали эти путы.

Старуха торопилась и вела

Безумца на веревке, как козла.

И стал Меджнун расспрашивать со страхом,

И заклинал старуху он Аллахом:

«Кто ты и твой попутчик кто таков,

Чем заслужил он множество оков?»…

«Мы — нищие. Я — горькая вдова,

От голода бреду, едва жива,

По нищенству веду его, как зверя,

Чтоб он плясал и пел у каждой двери.

Легко нужда научит шутовству.

Так вот подачкой малой и живу…»

Меджнун едва услышал, в тот же миг

В отчаянье к ногам ее приник:

«Все это — цепь, веревки и колодки —

Мне подойдет. Я тот безумец кроткий,

Несчастный раб любви, достойный уз;

Я быть твоим товарищем берусь,

Веди меня, укрой в своем позоре

Мою любовь, мое шальное горе!..»

Запутала цепями и веревкой

И заковала кандалами ловко,

Колодкою сдавив его слегка,

И повела по свету новичка.

И счастлив был он ссадинам на шее.

И, от цепей как будто хорошея,

Он пел свои газели и плясал,

А если камень кто-нибудь бросал,

То он еще подпрыгивал для смеха!

Или кривлялся. Вот была потеха!

И вот однажды нищие пришли

На взгорье Неджд, к шатру самой Лейли.

Тогда Меджнун воспрянул, умиленный,

Приник он, как трава, к земле зеленой

И бился головой, простершись ниц.

И хлынул дождь весенний из глазниц:

«Любимая! Смотри, как мне отраден

Зуд этих черных ран и грязных ссадин.

О, если за постыдный мой порок

Еще не миновал возмездья срок,

По твоему благому повеленью

Казнимый, не хочу сопротивленья.

На бранном поле нет моей стрелы.

Смотри! Я здесь, я жду твоей стрелы,

Простертый ниц, достойный смертной кары

За то, что наносил тебе удары.

За то, что ноги шли в песках, пыля,

Сейчас на шее у меня петля.

За то, что пальцы не держали лука,

Их скрючила такая злая мука…

Когда свечу уродует нагар,

Обрежь фитиль — и ярче вспыхнет жар.

Раз в голове огонь моей болезни,—

Туши огонь, а голова — исчезни!»

Так он сказал и взвился, как стрела,

И сразу путы плоть разорвала.

И, испугавшись собственного горя,

Достиг он быстро Неджда и на взгорье

Бил сам себя руками по лицу.

Когда ж об этом весть дошла к отцу

И к матери, — они пошли за сыном,

Хоть им и не пристало знаться с джинном.

Увидели — и обуял их страх,

И бросили безумного в горах…

И он один остался в мирозданье,

Он шахин-шах страданья, раб страданья.

И кто бы с ним в беседу ни вступал,

Он убегал или, как мертвый, спал.

ВЕНЧАНИЕ ЛЕЙЛИ