Нет у меня другой печали

— Ничего страшного, — говорит он, выслушав меня. — В постели ей действительно слишком жарко. Ведь в комнатах плюсовая температура. Вот Урчук и ищет бессознательно местечка похолодней. Мы, ненцы, не избалованы теплом.

Селиндер не кончил ни одного класса даже начальной школы, однако в его речи масса специальных терминов, международных слов, и, надо сказать, пользуется он ими правильно, употребляет именно там, где следует. Вот и сейчас он хочет произнести целую речь, но мне некогда, я спешу к своей подшефной.

Урчук застаю в школьном коридоре среди весело гомонящих ребятишек. Все они кажутся мне очень похожими друг на друга, но Урчук отличается от остальных — маленькая, слабая, она еще не привыкла к новой обстановке, глаза горят любопытством. Завидев меня, Урчук оставляет товарищей, подбегает, прижимает ко мне голову, и я глажу ее пушистые после мытья волосы. Глажу, как в первый раз, там, в тундре, в ее родном чуме.

Учительница хлопает в ладоши, зовет ребят в класс. Я иду вместе со всеми, сажусь в угол. Мне интересно наблюдать первые шаги Урчук на трудном пути учебы.

Ненецкие дети начинают учиться не с первого класса, а с приготовительного, который называется «нулевкой». Почти все они попадают в интернат с очень ограниченным запасом существительных. Это и понятно. Ребятишки не так уж много видели в одиноко разбросанных по тундре чумах: суровая природа, немногочисленная утварь, все те же олени, собаки, нарты, сети и все те же разговоры о повседневных делах и заботах. Очень многие имена существительные, которые известны другим детям с младенческих дней, ничего не говорят ненцам, остаются для них бессмысленным набором звуков. Поэтому уроки в нулевке превращаются в своеобразную демонстрацию различных вещей. Каждую букву здесь изучают с помощью наглядных пособий, и учитель приносит с собой всевозможные предметы домашнего обихода, не говоря уже об альбомах с рисунками и фотографиями.

Сегодня на учительском столе — чучело филина, поношенная фуфайка, потертый футляр от скрипки, желтый футбольный мяч. Сегодня ребята выучат несколько слов, которые начинаются на букву «ф». Сначала они все вместе, громким хором несколько раз повторяют по слогам названия предметов, а затем учительница вызывает учеников по одному. Маленькой Урчук никак не дается этот трудный звук — у нее все время выходит не «ф», а «в». Девочка старается, даже бусинки пота выступают у нее на лбу. Голос тоненький, похожий на мышиный писк… Учительница терпеливо объясняет, показывает ей, как сложить губы, как выдохнуть злополучное «ф». Наконец Урчук это удается, и учительница оставляет ее в покое. Моя маленькая подруга смотрит на меня сияющими от радости глазами.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

…Я сидел в кабинете начальника милиции Тазовского района. Начальник усталыми шагами измерил комнату от стены до стены, ненадолго задержался перед двумя девицами, сидящими на широкой лавке, хотел было что-то сказать или спросить, но лишь вздохнул и снова уселся за стол. Я видел, как одна из подружек подтолкнула другую локтем, видел, как они переглянулись и в глазах у них запрыгали веселые чертики. Я все видел, и мне было жаль начальника милиции. Жаль тщетных усилий пожилого человека. Но, по-видимому, сам он думал иначе, потому и начал весь разговор сначала:

— Я спрашиваю: неужто вы среднюю школу кончили только для того, чтобы заниматься таким нехорошим делом?

— Образование у нас обязательное. Закон такой, товарищ начальник, — ответила черноглазая и сокрушенно вздохнула, как будто во всех грехах виноват закон о всеобуче.

— Как же вы дальше жить будете?

— На то начальство есть. Пусть начальство и думает, как нам жить, — ответила черноглазая, и подружки снова переглянулись. И снова я увидел скачущих чертиков в их глазах, словно все здесь происходящее было не более чем забавной игрой.

— Идите, — сказал начальник.

Девицы — точь-в-точь средневековые благородные дамы — отвесили по реверансу и выкатились за дверь. Из коридора донеслось их веселое фырканье.

— Что делать? — развел руками начальник, и я не понял: то ли он размышляет вслух, то ли спрашивает совета. — Что делать? Тунеядки. Их сюда перевоспитываться прислали, а они ведут себя по-старому. Куда мне их выслать? Разве что в какую-нибудь Антипаюту.

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —