Нет у меня другой печали

— Чужой, — то ли себе, то ли нам сказал он. — В нашей деревне ни у кого таких сапог нету… Усталый шел…

— Откуда ты знаешь?

— Как не знать! — Василий поднял удивленные глаза. — Смотри, снег все скажет. Видишь, ноги чуть не волоком волок. Вон какая борозда. И носами сапог все цеплял за снег.

Василий замолчал, с минуту о чем-то думал и неожиданно направился в самую чащу.

— Никуда не уходите. Ждите здесь! — крикнул нам.

Вернулся он через добрый час. Вспотевший, разгоряченный, едва переводя дыхание.

— Думал, может, кто из дальних охотников за лосем или медведем шел. Обежал вокруг — никаких следов: ни лося, ни медведя, ни собаки. Без собаки никто не станет преследовать ни лося, ни медведя… — Он сдвинул на затылок меховую шапку и вздохнул: — Неужто кто-нибудь проведал про токовище моих глухарей? Глухари, конечно, с вечера прилетали: везде полно следов. А этот, — он показал на след человека, — тоже вечером здесь был. Испугал, прогнал.

Слушая его, я вдруг почувствовал, как во мне закипает злая досада, я ненавидел этого незнакомца, которого сюда небось тоже пригнала страсть. Есть ли у вас какая-либо страсть? Если да, то вы поймете меня, так как сами, должно быть, не раз испытывали пренеприятное, заставляющее краснеть и бледнеть мелкоэгоистическое чувство под названием ревность.

Молчаливые и понурые, двинулись мы домой. Особенно переживал Василий. Он действительно хотел показать нам глухариный ток, да не вышло. Но не только в этом была причина его дурного настроения.

Глухарь — лесной красавец. Как лось выделяется красотой среди зверей, так глухарь — среди птиц. Впервые увидев глухаря, можно подумать, что это хищник: твердый, загнутый клюв, когти — как у орла. И размером глухарь не меньше индюка. Но не только за мясо ценят охотники этого красавца. Из-за нескольких килограммов мяса, пускай даже самого вкусного, человек не поедет на край света. Нас тоже привлекало не мясо. Это она — роковая страсть — звала, манила, сокращала пути-дороги… Кто хотя бы раз увидел весной глухариный ток, тот никогда в жизни не забудет этого впечатления. Еще с вечера слетаются огромные птицы на токовище и, рассевшись по соснам, начинают свои песни. Чем дальше, тем страстнее поет глухарь. Он запрокидывает голову, свешивает растопыренные крылья, бегает, вертится волчком на ветке и поет, поет. Когда впервые слышишь глухаря, не можешь прийти в себя от изумления: такой великан — и такое тихое, простое пенье! Сначала птица токует, а после начинает «жернова молоть» либо, как говорят охотники, «те́рять». И в самом деле, вторая часть напоминает музыку домашних жерновов. Подкрасться к глухарю обычно невозможно. Это исключительно пугливая и чуткая птица. Но самое удивительное, что, перейдя ко второй части пения, которая длится совсем недолго, глухарь начисто глохнет. Можешь выстрелить из пушки, и он не услышит. Охотники знают этот секрет, поэтому на глухаря охотятся весной, во время тока. Осторожно, шаг за шагом подкрадывается охотник к глухарю. Стоит птице запеть, он делает несколько прыжков и снова застывает в ожидании новой песни. Так можно подойти к глухарю чуть ли не вплотную. Опытным охотникам иногда удается схватить глухаря даже голыми руками.

Но не так-то просто найти глухариный ток в необозримых лесных просторах. Можно целый год бродить по лесу и не заметить токовища. Разве что случайно наткнешься на него. Правда, еще зимой глухари слетаются сюда и, волоча растопыренные крылья, бродят по снегу, оставляя прочерченные перьями полоски. Набрел на такое место — знай: весной здесь услышишь пение глухаря.

Самое интересное, что глухари из года в год устраивают токовища на одном и том же месте. Тут они пели, яростно сражались с соперниками прошлой весной, тут же будут сражаться и петь нынче.

Василий узнал об этих токовищах от своего отца, который перед смертью рассказал сыну обо всем, что сам узнал от своего отца — деда Василия.

Таково неписаное правило старых карельских охотников: хочешь охотиться на глухарей — найди свой ток. И если хотя бы приблизительно знаешь, где находится ток, открытый твоим товарищем, не смей и шагу туда ступить, пока он тебя сам не пригласит. Только близкому человеку, верному другу, честному охотнику показывают старые карелы глухариные токовища, разбросанные среди болот, скал и непроходимых зарослей. И это понятно. Бесчестный и жадный человек может за несколько весен совершенно отвадить глухарей от полюбившегося им места, такой не постесняется убить и самку, подойти к которой гораздо легче. А без самок — нет токовища.

— Про это место знали только мой отец, один друг детства да я, — говорил по дороге Василий. — Отец с другом — давно в земле. Сам я никому токовища не показывал… Только вот вам… Почему вам не показать? Вы — люди приезжие, погостите и уедете, кто знает, будете ли еще когда-нибудь в наших краях. И вообще, сдается, люди надежные. Так откуда взяться этим следам?

Разумеется, мы с Вацисом ничего не могли объяснить и только успокаивали Василия: очевидно, это следы случайно забредшего в эти места охотника.