Нет жизни никакой

При этом герой так устрашающе хохотал, скаля желтые зубы, что даже настроенный на кровопролитие Арнольд не испытывал никакого желания справляться у него о том, что собственно, происходит, памятуя об исключительной бесчеловечной жестокости последнего — как известно, героем Покатигорошек сделался именно тогда, когда расчленил и сжег своих приятелей Вернигора, Вертидуба и Крутиуса.

Сделав вид, что он идет по своим делам, с показной беспечностью помахивая помповым ружьем, Арнольд обогнал колонну и пристроился сбоку по самой кромке тротуара вровень с Ильей Муромцем и Дартом Вейдером, идущими во главе процессии и несущими нечто похожее на носилки. Присмотревшись, Арнольд понял, что вовсе не носилки несут Муромец и Вейдер, а импровизированный паланкин, сконструированный явно на быструю руку из четырех старинных пистолей, связанных в виде четырехугольника, и картонного ящика из-под телевизора «Сони». В картонном ящике, покачивающемся на раме из пистолей, кто-то копошился, непрерывно издавая богомерзкие пронзительные, хотя и неразборчивые вопли.

Справившись с первым приступом естественного изумления, Арнольд окликнул Илью, с которым давно был знаком и часто проводил спарринг-бои на основе дружественных отношений.

Илья ничего Арнольду не ответил, только сурово кивнул головой, словно желая сказать: «Я слишком занят!»

Арнольд хотел возмутиться, но физиономия Ильи выражала такую истовую преданность тому неизвестному, кто надрывно крякал в ящике, что Арнольд решил не ставить под угрозу свою дружбу с Ильей, справедливо предположив, что в друзьях иметь Муромца гораздо выгоднее, чем с ним же враждовать.

«Интересно, — подумал еще Арнольд, — кто смог так ловко охмурить простую душу Ильи? Идет и прямо светится от счастья, что ему доверили тащить эту коробку. А Дарт Вейдер?»

Арнольд перебежал дорогу процессии, пристроился с другой стороны и попытался было заговорить с Вейдером, но тот только мерно переставлял нижние конечности и непроницаемо молчал, покачивая черным шлемом в такт своим шагам.

«Дела… — подумал Арнольд. — Что это происходит?»

Он хотел было произнести этот вопрос вслух, адресовав его кому-нибудь из колонны, но тут сидящий в коробке и до этого издававший исключительно нечленораздельные вопли особенно резво встрепенулся и произнес обращение:

— Друзья мои! — голосом удивительно резким и неприятным, сравнить который можно было только с внезапным милицейским свистком в стылой ночной тишине пользующегося дурной славой микрорайона.

Арнольд вздрогнул и поморщился. Впрочем, тотчас он тряхнул головой и жадно начал внимать словам неизвестного в надежде хоть немного прояснить для себя ситуацию.

— Друзья мои! — верещал неизвестный из-за стенок ящика. — Довольно мы терпели гнет продажного правительства и его подлых наймитов. Мы — сами себе голова! Герои, как говорится, никому не должны давать отчета в своих действиях! И никто не смеет обсуждать действия героев!

— Правильно! — крикнул из толпы кто-то, в ком Арнольд, приглядевшись, узнал героя Французской революции Марата.

— Друзья мои! Неправы те, кто считает, что жестокость героев неоправданна! Герой всегда прав, ибо по определению ратует за справедливость, какой бы несправедливой эта справедливость ни была!

— Вер-рно! — раздался издалека рев Покатигорошка сопровождаемый громоподобной очередью из «максима».,

— Нам тесно в колонии! Нам скучно в колонии! Наша жизнь-после-смерти лишь жалкое подобие той потрясающей эскапады подвигов и приключений, к которой мы готовили себя на Земле!

«А ведь и правда, — подумал вдруг Арнольд, чувствуя, как пронзительные вопли неизвестного ложатся на его пораженное вирусами смерти сердце живоносным бактерицидным пластырем, — он правду говорит. Никак не справиться со скукой. А все почему? Потому что там, где существуют сто героев, одному герою никак не развернуться…»

— А кто виноват в страшной бедности нашего существования? — взлетел к небу следующий крик.

— Правительство!!! — в один голос грохнула толпа.

— Значит, что надо делать?

— Переворот!!!

Услышав это слово, Арнольд подумал, что теперь наконец разобрался в целях, с которыми колонна двигалась к правительственному корпусу. Он окинул колонну испытующим взглядом, увидел в первых рядах весело гарцующего кентавра Борисоглебского и снова запутался, вспомнив, что Борисоглебский исполняет обязанности подручного инспектора Эдуарда Гаврилыча и, следовательно, не должен участвовать в антиправительственных действиях.

— Герои! — завывало в картонном ящике. — Забудьте о своих делах! Сейчас для вас существует только одно дело — переворот! Сейчас вы должны думать только об одном — как вам доказать себе самим и всем окружающим, что вы — истинные герои, а не какие-то там вшивые добропорядочные граждане! Переворот! Переворот!!!

— Переворот! — бесновалась толпа. — Даешь героям — героическое!

— Переворот? — обескураженно проговорил Арнольд. — Как это? Это значит идти против власти? Мне, американскому народному герою, такой поворот событий чужд… Но…