Нет жизни никакой

— Это как двести лет назад, — отвечал Эдуард, — тогда тоже отрядами и взводами валились герои тогдашнего времени. Пе… Печорины их звали. Мне рассказывали. Продохнуть тогда нельзя было из-за героев тогдашнего времени. Сейчас, наверное, то же самое будет… Ох, морока… Откуда они только берутся, сволочи…

— Слушай! — крикнул вдруг, перекрывая клекот поцелуев и похлопываний, Гаврилыч. — У меня идея! Надо попросить эту партию героев навести порядок в колонии! Небось наши бунтовщики уже подошли к зданию. И зенитные снаряды тратить не придется…

— Гениально! — крикнул в ответ Эдуард. — Так и сделаем!

Центр Колонии X Пятого Загробного Мира здорово напоминал окраинную часть Саратова. Бесконечные заборы — то деревянные, дощатые, то бетонные, — километры заборов, крашенных краской, мелом, а то и вовсе некрашеные.

Из-за заборов выглядывали макушки убогих домиков, а где-то вдали виднелись почти неразличимые в зеленом тумане, заменявшем в Пятом Загробном небо, высотные здания. На одном из заборов было черной краской намалевано:

Муссолини — дурак, курит табак, дома не ночует, Гитлера целует.

А внизу размашисто мелом:

Сам такой! Это неправда, друзья! Б. Муссолини.

Слева сбоку можно было рассмотреть приписку маленькими, каллиграфически точно выписанными буквами:

Бенито! Хватит писать про самого себя гадости и самому же их опровергать! Популярности тебе такое дело не прибавит — черный пиар дело неблагодарное. Мое имя в истории все равно больше значит! А я шоу-бизнесом занялся — мим-эксцентрик, хочешь, приходи на мое выступление в клубе «Киев» — выступаю утром, часа в четыре — придешь? С приветом, твой бывший добрый друг А.Г. (Ш.)

Никита усмехнулся.

Он когда-то тоже назначал свидания своей невесте Анне подобным образом — писал мелом на стене противоположной пятиэтажки. Анны вечно не было дома, мобильного телефона она не имела, а записки из замочной скважины воровали местные мальчишки, да и сама Анна всегда возражала против записок в замочной скважине — не нравилось ей, что в ее отсутствие по торчащим в двери бумажкам можно определить, что квартира пуста. И напрасно Никита уверял ее, что ни один городской вор и не подумает лезть в квартиру невесты боевика бригады Петросяна — тогда еще Никита был боевиком в ОПГ саратовского авторитета Жени Петросяна…

Никита зажмурился. Кабинка генератора неторопливо продвигалась вперед по улицам Колонии X. Безмолвные образы ушедшей жизни один за другим вспухали и гасли в сознании Никиты — как водяные пузыри во время сильного дождя. Воскресный день, когда Анна наверняка дома, и он — сам Никита — направляющийся к ней в гости и выпивший по такому случаю.

Безмолвные образы… Вот, застигнутая на кухне неслышным звонком, Анна выходит в прихожую и смотрит в «глазок». Открывает дверь. Вваливается Никита, размахивая руками, в каждой из которых зажато по три бутылки пива. Никита широко раскрывает рот, выпуская круглые беззвучные слова, — и смеется.

Анна смеется тоже, когда замечает наконец зажатый под мышкой букет цветов.

Она берет цветы и уходит с ними в комнату. Никита, не переставая говорить о чем-то, идет следом за ней, не удосужившись выпустить из рук бутылки, — и на середине прихожей вспоминает о том, что на улице уже осень и грязь, — и разувается, опасно балансируя на одной ноге. Анна с хрустальной вазой в руках проплывает из комнаты в кухню. Никита, балансируя бутылками, долго топчет левой ногой задник правого ботинка, — и в конце концов случается то, чего следовало ожидать — он оступается и, нелепо раскорячившись, на мгновение зависает в воздухе. Потом всем своим большим телом обрушивается на пол, успев, впрочем, задрать вверх руки, да так ловко, что при его падении выскальзывает и разбивается только одна бутылка пива.

Ботинок, который Никита успел-таки снять, летит через прихожую в гостиную и, закатившись там под кресло, замирает.

Из кухни выбегает Анна. Никита несколько секунд испуганно лежит на полу, очевидно, считая, что переломал себе все кости, но потом поднимается, ставит к стеночке уцелевшие пять бутылок и принимается стряхивать с себя осколки стекла. Одну ногу — в носке — он поджимает, опасаясь порезаться, так как стоит в луже разлитого пива, где островками высятся острые осколки.

Анна приносит тряпку и ликвидирует все последствия паскудства Никиты. А он — уже полностью пришедший в себя — весело прыгает на одной ноге в прихожей, вытряхивая из уха невесть как попавшее туда пиво. Одновременно он освобождает вторую ногу от ботинка и, не глядя, швыряет его позади себя… Анна оставляет в покое тряпку, поворачивается к Никите с явной целью сделать внушение, но видит в его глазах что-то такое, что снова весело смеется, и отступает к спальне, а Никита, разувшись, зачем-то берется за поясной ремень, тогда как из спальни…

— Вот хренотень!

— А?

— Хренотень, говорю! — повторил полуцутик, внимательно глядя на Никиту. — Ты чего замечтался? О чем?

— Да так…— с неохотой ответил Никита и замолчал, отвернувшись…