Нетеатральный разъезд

Азя. Впереди еще два года траура, а дальнейшее одному богу ведомо.

Натали. Да все уже сейчас известно! Когда император отечески журил меня за Дантеса, им управляли совсем не отцовские чувства. А теперь он купил меня как уличную девку, которая еще и благодарна должна быть ему. И это не Жорж, с которым можно было играть. Я поняла Александра: он хотел позор мой предотвратить отъездом из Петербурга…

Азя. Многие жены и их мужья готовы гордиться этим позором.

Натали. Но не Пушкин! Он никогда бы мне этого не простил. Да и я бы себе не простила. Но… только Пушкин мог защитить меня в этом развратном мире…

Азя. От судьбы не уйдешь.

Натали. Ох уж эти готовые истины! Да, Татьяна Ларина просто не хотела быть вещью, которая передается из рук в руки. Ведь Николай Павлович поиграет со мной и милостиво подарит одному из своих офицеров. Бедный Пушкин, я тебя не понимала… прости меня… Едем! Где тетушка?

Загряжская. (Входит). Собрались, наконец? Детишки с няньками уже в возках… Присядем и мы перед дорожкой. (Все садятся.) Ташенька, Василий Андреевич велел передать тебе эти письма. (Отдает Натали письма). Припрячь их.

Натали. Зачем они мне? Александра нет, другим их читать ни к чему.

Азя. Сохрани как память.

Натали. Память в сердце живет. А бумаги мне хранить негде: своего угла у меня нет. (Бросает письма в камин, где они тут же сгорают).

Загряжская. Да, гнездо ваше разорено. И где новое совьете – не знаю.

Азя. В Полотняном будем жить.

Загряжская. И там вас не ждут. Дмитрий и прежде вас не баловал, а теперь женился и вы для него – обуза. Ох, не раз вспомните Пушкина, не раз…И требовалось-то лишь дать ему работать. Но у нас труд за наказание божье считается и на крепостных людишек возлагается. А от безделья нашего все грехи плодятся – и зависть, и клевета, и распутство… И мы в этом мире живем. Ладно, дорога не близкая, наговоримся еще… Идем, а то нас заждались.

Затемнение

Отъезд II (февраль 1837 года)

Гостиная в квартире А. И. Тургенева. В гостиной – Тургенев и Вяземский

Тургенев. … К утру 4 февраля были мы в Луге, а к 9 часам вечера – в Пскове. Наше прибытие совпало с четвергом, когда у губернатора устраиваются вечеринки.

Входит Жуковский

Жуковский. Здравствуйте, Александр Иванович. Здравствуйте, князь. Слышал – приболели? Что случилось?

Вяземский. Сердце прихватывает. И горло болит, и голова. Инфлюэнца меня доконала и моральная, и физическая. Кончина Пушкина потрясла и душу, и тело.

Тургенев. Прошу к столу, Василий Андреевич. Угощайтесь. Завтрак холостяцкий, но разговор может затянуться, тогда уж отобедаем.

Жуковский. Спасибо…(Садится к столу).

Вяземский. Послушайте, что Александр Иванович о своей поездке повествует.

Тургенев. Рассказываю, как попал на бал к псковскому губернатору. Вслед за нами приехал камергер Яхонтов с письмом от Мордвинова. У моего сопровождающего Ракеева уже было предписание Блудова о погребении тела. Но Бенкендорфу этого мало показалось и он через Мордвинова еще раз напомнил мертвому Пушкину о себе. Это было высочайшее повеление о невстрече. Пещурову следовало воспретить всякое особое изъявление, всякую церемонию похорон кроме того, что обычно по церковному обряду исполняется при погребении дворянина…

Жуковский. Даже мертвое тело преследуется циркулярами!? Сколько тратится средств, людей сколько отвлекается от дел!

Тургенев. Интересно в этом следующее: Пещуров мне показал это секретное предписание! Он полагал, что я облечен широкими полномочиями от императора! Сцена хоть бы из комедии! Ну а в Святогорском монастыре мороз так сковал землю, что могилу по-настоящему выкопать не удалось. Теперь уж весной придется заново хоронить. Осипова Прасковья Александровна, соседка Пушкина по имению, обещала об этом побеспокоиться.

Жуковский. Что ж, остается довериться добрым людям… А вам наш поклон, что выполнили волю покойного. Помните эти строчки?

И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать…

Вяземский. Александр Иванович, у вас не сложилось впечатления, что даже земля отказывалась принимать гроб из-за противоестественности его смерти?

Тургенев. Мысль эта не только мне приходила. Священники говорили, что земля противилась погребению самоубийцы.

Жуковский. Спор еще в Петербурге возник. Архиерей отказался от обряда отпевания, и Строганову пришлось пригласить трех архимандритов. Но мы-то знаем, что смерть Пушкина была насильственной, и это упрек всем нам.

Вяземский. Чем более думаешь об этой потере, тем более сердце обливается кровью и слезами.

Жуковский. Как мы могли допустить эту дуэль, ума не приложу. Казалось, после женитьбы Дантеса все разрядилось, успокоилось. И он обещал Государю не драться ни под каким предлогом.