НеТемный 5

— Уж лучше встретиться с Лихом, чем с этой… кхм… с этим драконом, — Виол потёр лоб, и от меня не укрылось, как он замялся.

— А Левону?

— Ну, громада, за него я особо не переживаю.

— Кстати, почему ты побоялся назвать соловьиного дракона тварью?

Бард нахмурился, засопел и снова усиленно потёр лицо. Краснота уже сошла на нет, но Виол всё никак не мог избавиться от привычки.

Ответил за него Агар:

— Да потому что, говорят, этот дракон — любимая зверушка Маюна…

— Маюна… Погоди, того самого Маюна? Бога гусляров?

— Бога музыки и танцев, — поправил меня Виол.

— А так же пьянства и разврата, — прыснул со смеха обычно мрачный Агар.

— Пфф… Ну какой же это разврат? Если барды поют о женской красоте, они должны разбираться в этой красоте. Разбираться во всех оттенках, коих в мире столько же, сколько и женщин. Ну, а значит, чтобы понять все оттенки, надо понять… эээ…

— Всех женщин, — усмехнулся я.

— Именно так, поэтому ни о каком разврате речи не идёт. А что касается пьянства, так некоторые оттенки красоты без глотка вина… эмм… не разглядишь.

— А я слышал, что далеко на юге живут люди с чёрной-чёрной кожей, — вдруг вставил Лука, слушающий нас и не особо понимающий, — Там женщины с чёрным оттенком?

Мы все засмеялись, но потом я всё же продолжил.

— Значит, бард, если это зверушка Маюна… То наверняка тебя, как верного последователя своего бога, она не тронет?

— Нууу… — Виол смутился, — Зверушка-то у Маюна любимая, но не особо она послушная.

* * *

Дорога и вправду огибала огромную гору, и вскоре стала опускаться в широкое и глубокое ущелье, которому не было видно конца. Пока солнце висело сверху, оно ещё освещалось, но оказаться тут глубокой ночью я бы не хотел.

Когда мы спустились, то сразу поняли, что пересекли границу между второй и третьей магической зоной. Доспех на мне словно завибрировал, проникая тревогой в каждую частичку кожи, и непроизвольно я замер. Интуиция, подпитываемая чарами на броне, тоже верещала об опасности…

Бам-бам нервно засопел, оглядываясь на высокие стены вокруг, и стал топорщить иглы. Агар зажмурился и стал нашёптывать про себя какую-то молитву.

— Я вот думаю… — вдруг проворчал Виол, который поводил рукой перед собой, будто прощупывая невидимую грань, — А может, это судьба? Может, он и не вернётся, этот Левон?

— Ты это к чему?

— А Феокрита и Агату объявим героями…

Я сгрёб барда за грудки, притянув к себе. Жалобно тренькнула лютня в его руках.

— И Креону объявишь героем? — рыкнул я.

— Ну, чего сразу с козырей-то, а, громада? Шуток, что ли, не понимаешь?

Сверху послышался рык.

Подняв головы, мы воззрились на множество волчьих голов, торчащих из-за края ущелья. Дымящиеся волки внимательно смотрели на нас, и среди них я увидел морду Кутеня.

Цербер сообщил мне, что дальше стая не пошла, да он её и не поведёт туда.

Вдруг сверху послышался вой, потом неразборчивое рычание… Взвизгнули волки, потом их испуганные тени стремительно пролетели над ущельем, и вскоре всё затихло.

Тут же раздался дикий женский хохот, и прямо над нами пронеслась уже знакомая фигура в рваных лохмотьях, перемахнув через ущелье следом за Дымящимися.

Мы прильнули к скале, готовясь принять бой, но хохот удалялся вслед за воем волков. Кутень тут же показал мне картинку, что Лихо, распугав волков, унеслось дальше, в третью магическую зону…

— Мать-перемать! — прямо перед нами сверху свалился Анфим, — Что ж вы стоите-то⁈

Мы вытаращились на дюжинника, голубая мантия которого превратилась едва ли не в лохмотья. Бешеные глаза лихорадочно оглядывали нас, безумная улыбка блуждала на его губах. На пальцах мага вихрились огненно-воздушные вихри, и в одной руке он держал…

— Белоцвет⁈ — удивлённо произнёс Агар.

От Огнецвета тот отличался белыми, чуть ли не прозрачными лепестками. Казалось, что в руках мага колыхался туман, вдруг оформившийся в соцветие.

— А⁈ — Анфим посмотрел на цветок, потом бросил его мне, — На, бросс Малуш, я их и так уже сожрал целую уйму.

Растение плавно перелетело ко мне по воздуху, и я, схватив цветок, удивлённо уставился на него. Белоцвет…

— Целую уйму⁈ — не выдержал бард, — Но они же редчайшие, и маги воздуха не могут найти ни одного за всю жизнь!

— А я и не искал, — Анфим ощерился ещё безумнее, — Мне брата найти надо, а не Белоцветы.

Только тут и я обратил внимание, что дюжинника переполняла сила. Он и вправду обожрался этих Белоцветов, и его мощь давно перемахнула за четвёртый ранг. Но в ранг магистра его никто не инициировал и, получается, полученная сила закоксовалась сама в себе, перекрутив все энергетические контуры в диком узоре.

И каким-то образом сок Белоцвета среагировал с моим зельем, поэтому Анфим был ещё жив, и при этом силён, как магистр. Вот только умом он явно тронулся.

— Но ты же… — тут до Виола дошло, — Анфим, ты же все чакры порвал!

— Это не важно! — тот отмахнулся и расхохотался. И его смех резко ударил по ушам и запрыгал между стенами ущелья, заставляя нас согнуться и закрыться ладонями.

Смех у Анфима звучал дико, совсем как у Лиха… Как там говорили, Лихо — это давным-давно свихнувшаяся чародейка?