Нетерпеливые

Осмотрительней! Я долго наблюдала на ее лице отзвук последнего слова. Потом вяло согласилась. «Похоже, ты права…» На самом деле меня мало трогало, что Салим заговорит обо мне, расскажет обо всем, вплоть до моих голых плеч. Ничто не уничтожит тогдашнее солнце, тогдашнее упоение, переполнявшее мою грудь, когда я была распростерта на спине, лицом к небу. И тот мужской взгляд, под которым я открыла глаза… все это я получила в дар, как кувшин ключевой воды. Остальное мне было безразлично.

Мина между тем продолжала. Теперь она решала, как все устроить. В назначенный день она придет с утра. Скажет Лелле, что у нас очередное собрание; мы выйдем вместе, а потом она оставит меня одну… Так что мне достаточно будет лишь не бродить по самым оживленным улицам. И держаться с Салимом начеку. Со своей стороны она проведет расследование, чтобы узнать, что он за человек. В общем, настоящая военная операция.

Я задумчиво смотрела на нее. Думала я о том, кого она называла Салимом; для меня он был всего лишь тенью, которая будет ждать меня в четверг на углу улицы.

И впрямь дело было важное. Теперь я знала, что в четверг войду во владения, которые будут прежде всего моими. Моими, и ничьими больше. Я проникну туда в одиночку, на цыпочках, молча.

Глава IV

Свидание было назначено на небольшой улочке, пересекающей главный проспект европейского квартала, в самом центре города. Совсем рядом расположен крупный кинотеатр, а из конца улицы видна часть порта. Несколько раз я бывала там с Леллой мы ходили по магазинам, — но не чувствовала себя уютно. Большую часть жизни я провела в запертых домах или в серых коробках интернатов таких же глубоких, наполненных гулким эхом. На улице зеркала витрин посылали мне отражение потерявшейся маленькой девочки, готовой убежать. То была я.

Я пришла загодя. У кинотеатра я запаниковала. Начала надеяться, что он не придет, что все это мне приснилось. Я уже представляла себе, как спокойно вернусь домой. Позади я оставила безмятежный порядок, радушный, как теплое море. Снова увидеть те же лица, услышать те же голоса, убедиться, что ничего не изменилось. Что нашло на меня в эти дни? Откуда эта враждебность к Лелле? Нет. Я вернусь к прежней жизни, и вернусь с радостью.

Я оглянулась, собираясь бежать. На противоположном тротуаре собралась у выхода из кинотеатра группа европеек — загорелых, с вызывающим декольте. Мне стало не по себе, как если бы они могли заметить мое смятение. К ним подошли несколько молодых людей, одетых с изысканной небрежностью. Я вдруг обнаружила, что завидую непринужденности этих женщин: они тараторили, смеялись, запрокидывая голову, а меня, поскольку я направлялась на тайное свидание, словно придавливала к земле серьезность подобного поступка.

Звонок возвестил конец сеанса; на улицу хлынул поток людей. В этот миг я увидела Салима: свернув с проспекта на улицу, он направлялся ко мне. Толпа мешала мне его видеть. Внезапно я повернулась к нему спиной и устремилась прочь.

Я пришла в себя на бульваре, идущем вдоль порта. Оказалось, с перепугу я стискивала зубы. Я привалилась к стене. Попыталась взять себя в руки, ругая себя дурой. Целую неделю я думала об этом свидании и наконец решилась пойти. Отступать было негоже. Но сейчас я не могла избавиться от ощущения, что вся эта история перестала меня интересовать. Ждавший меня незнакомец не имел ничего общего с моей мечтой. Зачем я пришла сюда? Возбуждение сменилось скукой. Тут в моей памяти в очередной раз всплыл образ Леллы, и ко мне вернулись подозрительность и неприязнь. Нет, не найду я в доме покоя; только ложь. Я решительно повернула назад.

Смутилась я только в тот миг, когда, оказавшись перед ним, протянула руку, не поднимая на него глаз, и пробормотала:

— Здравствуйте, мсье…

Это наполовину проглоченное «мсье» показалось мне чересчур официальным, однако ничего другого я сказать не могла. Но его теплый голос неожиданно вернул мне уверенность в себе.

— Здравствуйте… Вы опоздали на пять минут, — добродушно поддразнил меня он.

Я не ответила.

Мы шли бульваром, на котором я перед тем остановилась. Я привыкала к голосу Салима, к его присутствию. Он говорил, я отвечала, словно знала его всегда. Время от времени в разговоре возникали паузы; я не чувствовала себя обязанной нарушить молчание. Я созерцала море, которое в первый раз видела так близко, замершие у причалов корабли, портовую суету, весь этот незнакомый мир.

Салим снова принялся меня расспрашивать. Впервые я без смущения отвечала на вопросы о себе. Рассказала о брате, о покойном отце и даже о Лелле, но так же сдержанно, как в свое время говорила о ней Мине. О себе он ничего не сказал, лишь мельком упомянул о знакомой мне Дудже, от чего мы оба пришли в легкое замешательство, поскольку она имела прямое отношение к нашей предыдущей встрече, которую мы по молчаливому уговору решили забыть. Я отвернулась полюбоваться морем, чтобы побыстрее истекли эти томительные секунды. Общее смущение сблизило нас, и я улыбнулась Салиму.