Нетерпеливый алхимик

— Твою мать! Еще как причинит, — взорвался он. — Ты что о себе вообразил? Как у тебя хватило наглости врываться к порядочным людям и за здорово живешь угрожать им арестом? На какой барахолке ты обзавелся своей треуголкой, щенок?

Тяжелый случай. Но я промолчал, давая ему время выпустить пар. Однако мои надежды оказались тщетными.

— Я разрешил Эутимио впустить вас лишь потому, что хотел плюнуть в ваши мерзкие рожи, а потом пинками выставить за дверь, — не унимался он. — Несчастная страна! Жалкие, ни черта не смыслящие людишки! Все хотят быть белыми и пушистыми, производить хорошее впечатление, и ни у кого недостает смелости назвать ничтожество ничтожеством. С каждым днем мы катимся все ниже и ниже, кругом одни охальники, молокососы да маменькины сынки. Теперь народ живет, как тот монах, который втихаря дрючит свой член, и самое страшное — не только себе, но и другим тоже. Отправляйтесь-ка в детский сад пугать младенцев — там ваше место. Слышите? Вон отсюда, недоноски!

Какую-то долю секунды я колебался между двумя прямо противоположными линиями поведения. Потом склонился к наиболее рискованной.

— Прекрасно, сеньор Очайта, — сказал я невозмутимым тоном. — Мы отсюда уйдем, но только вместе с вами. Вы задержаны. Вам, очевидно, известны ваши права, а если нет, то я потом продиктую их все скопом, а теперь сделаю упор на основном: вы имеете право знать, почему вас задержали. Так вот, вам предъявляется обвинение в покушении на Тринидада Солера, убитого восьмого апреля текущего года.

Очайта выпучил глаза, а вслед за ним Эутимио. Затем хозяин сделал попытку встать, опершись на подлокотники, но не сумел даже приподняться. Он сделал судорожное движение и, скривившись от боли, упал в кресло.

— Провались все пропадом, — пробормотал Очайта. — Эутимио, подай мне эти долбаные таблетки.

Эутимио с небывалой для его возраста и комплекции прытью бросился к шкафчику и вынул из ящика флакон с лекарством. Через секунду он уже протягивал хозяину таблетку, и тот с отвращением протолкнул ее в горло, запив тем, что оказалось под рукой, то есть глотком виски. Некоторое время Очайта сидел с закрытыми глазами и сжатым ртом, меж тем как Эутимио смотрел на нас взглядом, в котором читалась неутолимая жажда убийства. Признаюсь, в тот момент я растерялся и предпочел подождать, пока обессилевший Криспуло не придет в себя.

— Видишь, сержантик, — забыл твое имя… — сказал он едва слышно. — Я бегаю взапуски со смертью. Тебе меня не догнать. Так что прихвати с собой твою мамашу — будь она неладна, а я остаюсь здесь. Хотите вынести меня отсюда на руках — валяйте. И поскольку сейчас мне недосуг, я выделю в завещании деньги на юриста, и пусть он потратит их на то, чтобы вышвырнуть вас обоих из Гражданской гвардии.

Никогда еще я не влипал в такую скверную историю. Чаморро не сводила с меня насупленного взгляда.

— Сожалею по поводу вашей болезни, но, раз вы отказываетесь от разговора, у нас нет другого выхода, кроме как применить силу, — упрямо настаивал я, хотя на душе у меня скребли кошки. — Если вам нужен доктор, мы вызовем «скорую помощь».

— Не будь ослом, сержант, — посоветовал он мне слабым голосом. — Во-первых, задержание незаконно, а во-вторых, ты напрасно потеряешь время. Я выходил и не из таких переделок, а ведь иной раз был грешнее самого Сатаны. Поэтому черта лысого тебе удастся повесить на меня дерьмо, о котором я и слыхом не слыхивал.

— Так вы отрицаете ваше знакомство с Тринидадом Солером?

Очайта покачал головой.

— Эй, малый, очнись! Не понимаю, то ли ты действительно недоумок, то ли притворяешься? Разве я так говорил? Я говорил, что мне ничего не известно о его смерти, и все. Конечно, я был с ним знаком. Даже как-то раз надавал ему затрещин. Постой-ка, — он замолк, а потом спросил: — Так из-за этой ерунды ты… Тоже мне, легавый!

Видимо, таблетка стала оказывать успокаивающее действие. У меня появилась надежда наладить с ним контакт, правда, ценою унижения. Мне придется покорно стоять навытяжку под шквалом его брани и под неусыпным надзором Эутимио, не спускавшим с меня хищного взгляда. И все же я решил не сдаваться и тупо бубнить про арест, не имея на него ровно никаких полномочий.

— Вы ошибаетесь, тот инцидент нас не интересует, — сказал я, стараясь не терять апломба, — но раз уж вы о нем упомянули, то у нас имеются свидетельства многочисленных очевидцев, утверждающих, будто в тот день вы высказывали недвусмысленные угрозы в адрес покойного.

— Что значит недвусмысленные? — спросил Очайта, растянув губы в зловещую улыбку. — Разве я говорил об убийстве?

— Вы прекрасно знаете: порой намеки красноречивее самих откровенных намерений.