Нетипичный маньяк (СИ)

Жена спала. Женщина не подозревала, что находится в самом безопасном месте деревни - в логове маньяка. В темноте он задел стул. Тот свалился с грохотом.

- Ты чего? - раздался сонный голос супруги.

- Извини, киса, желудок расстроился...

Он не узнал собственного голоса.

Кровать заскрипела: супруга перевернулась на другой бок.

Он осторожно пробрался в кладовку, достал инструменты. Кое-как с великим трудом освободил ногу. Подошва не пострадала. Зато на верхней части ступни были видны четкие следы зубцов. Болело сильно, но все оказалось не так ужасно, как он предположил в начале. Он тщательно обработал раны перекисью, обмотал ногу бинтом. Сверху натянул полиэтиленовый пакет. Надел большие резиновые сапоги. Несмотря на ежесекундную пытку, человек нашел в себе силы вернуться и, поставить капкан на место. Он старался в точности повторить предыдущий маршрут и предварительно ощупывал дорогу палкой: во дворе могли быть установлены и другие капканы. Конечно, проще было бы не возвращаться, но он не хотел, чтобы Ерофеиха обнаружила пропажу и насторожилась. Если он поправится, то наведается сюда еще раз, и тогда она узнает, что такое настоящая боль. Из-за дождя дорога стала скользкой, и он несколько раз падал в грязь, почти теряя сознание от боли.

Домой он добрался только под утро, совершенно обессиленный. Забросил перемазанные грязью вещи в кладовку и кулем свалился в постель. К счастью, ему не нужно с утра идти на работу. О том, чтобы обратится в больницу, не могло быть и речи.

Весь день человек пролежал в постели, вставая лишь для перевязки, еды и прочей мелкой нужды. Нога сильно опухла и выглядела скверно, поэтому он старался не тревожить ее без особой нужды. Неужели, неужели это конец?! На всякий случай он начал принимать антибиотики: учитывая частый риск, запас лекарств был заготовлен на все случаи жизни.

В обед жена пришла и застала его в постели. Он сказал, что ему немного нездоровится. Супруга, сама недавно переболевшая, предложила вызвать врача, но он отказался. Сейчас каждый и сам знает, какие лекарства следует принимать...

Ерофеиха прошлась по двору. Дождь прошел сильный. Везде стояли лужи. Цветы под окном были поломаны. Она осторожно приблизилась: капкан стоял на месте. Видно, ветер переломал растения. Женщина аккуратно расправила веточки, маскируя ловушку.

Целую неделю он провалялся в постели. Ежедневно делал перевязку с перекисью и противовоспалительной мазью. Зато отек постепенно начал спадать и боль уменьшилась. Раны перестали гноиться и начали заживать. Он сильно хромал, поэтому пришлось сказать жене, что свалился с лестницы в погреб. И снова отказался идти к врачу: перелома нет, а ушиб и сам пройдет. Самое страшное осталось позади. Главное, кость, сухожилия и крупные кровеносные сосуды не пострадали, а остальное заживет. Но на ноге остались четкие шрамы от зубцов.

Теперь он обдумывал, как именно он расправится с коварной Ерофеихой. Она должна прочувствовать, что такое настоящая боль! Не следовало забывать и Касьяниху, которая жила уже сверх отведенного ей времени.

Больше месяца у него ушло на полное восстановление. И теперь он был готов повторить вылазку с учетом опыта, приобретенного такой дорогой ценой. Кое-какие интересные идеи у него уже появились.

В свой очередной приезд Вика решила навестить Яшичку. Евдокия Яшина, рослая тощая старуха в очках, вечная правдорубка, из-за чего и часто страдала, бессменный член разных комиссий и народного контроля, встретила Вику радушно. Она вязала свитер внуку. Вика за чаем начала осторожно расспрашивать об Аглае.

- Хорошая была женщина, царствие небесное. Натерпелась она в жизни, врагам не пожелаешь.

- А правда, что у нее в лагере дочь родилась?

- Да, как-то раз она обмолвилась. Мол, дочь родную чужие люди вырастили.

- А что же, она ей не сказала?!

- Я поняла, нет. Вроде бы Аглаины дальние родственники забрали девочку из лагеря, ей год всего было, удочерили. Сейчас-то она сама, поди, давно старуха, если жива...

- А Анна?

- С этой тоже неладно получилось. Как-то при мне получила Аглая от нее письмо. Прочитала. Потом говорит: «Нет у меня больше дочери». Больше о ней и не вспоминала.

- Что же случилось?!

- Она не говорила.

- Так ведь Анна приезжала на похороны.

- Да, приезжала. Плакала очень... Потом забрала вещи и уехала. Я ее провожала, вещи нести помогала. Разговорились мы с ней. Сказала, помню, с обидой, что, видно, добрые люди самое ценное уже прихватили. А я говорю, не может быть, наши бабы караулили. Она говорит, нет, не укараулили. Или еще раньше все украдено. Вот так-то... Мне на память кое-что отдала: зонтик, рукоделие разное: нитки-мулине, пуговицы, спицы, крючки... Тогда же все дефицит было. Машинку швейную только увезла, «Зингер» да ковер трофейный, красивый, ни у кого такого не было. Ну и отрезы шелковые. Красивые, аж с искрой! Еще какие-то вещи, уж и не помню. Два баула набила.

- А посуда? Тарелочки, чашки?

- Не помню. Наверно, забрала...

- А о себе она что-нибудь говорила?

- Да, говорила, второй раз замуж вышла...

- И как, удачно?

- Не знаю, не жаловалась...

- У нее сын был?