Этому миру было нужно, чтобы его детство прошло под печатями боли, страдания, терпения и нескончаемых мук. И он принял это. Этому миру хотелось, чтобы его семья разваливалась на его глазах. Он принял и это. Этот мир, не спрашивая его, просто сделал так, чтобы воспоминания прошлого преследовали его на протяжении всей жизни. Ему пришлось примириться с данным обстоятельством. Этот чертов мир забрал у него покой, сон и желание просто улыбаться новому дню. И с этим он примирился тоже.
Но он не мог примириться с одним единственным фактом, и это просто убивало его изнутри. Медленно, мучительно, осознанно, как искусная капля яда, правда просачивалась по его венам и с силой ударяла в мозг.
Он заставил Сару испытать боль.
Он заставил её плакать.
Глава 18
Сара кидала вещи в чемодан. Без разбора, не складывая их и не понимая, что она вообще делает. Она срывала их с вешалок, скидывала с полок и они просто летели вниз, а она даже ни разу не посмотрела на то, куда они упали. Она чувствовала, как трясутся её руки, чувствовала, как колотится сердце, а пульс ускоряется с каждой секундой. Она должна была уехать. Ей просто необходимо было вырваться из этого места, покинуть город. Это единственное, что она понимала так же отчетливо, как и то, что людям необходим кислород, чтобы дышать. А она ощущала, что ей его очень не хватает. И пусть все подумают, что она просто бежит. Пусть. Ей плевать. Она хотела этого.
Хотела.
Куда она уезжала? Черт его знает. Она даже не подумала о том, куда направится, ей просто нужно было начать собирать вещи, а куда именно она уедет, разобралась бы потом. Сейчас она совсем не хотела думать об этом, слишком гулко билось сердце в груди.
Перед её глазами то и дело вставали картинки прошлой ночи, она вспоминала прикосновения Макса, его нежные и в то же время сильные руки, его теплые губы и невообразимо ласковый голос. Желание быть рядом с ним, которое она почувствовала в тот момент, не сравнится ни с одним ощущением, которое она когда-либо испытывала, находясь с мужчинами. Они могли дарить ей удовольствие, наслаждение или даже частичку счастья, но они никогда не заходили так далеко, чтобы суметь добраться до её души, суметь дотронуться до её сердца и сломать стену, которая всегда нерушимо защищала её от любого внешнего воздействия.
Сара продолжала отчаянно бросать вещи вниз, пока по её щекам текли слезы. Почему, черт возьми, она такая эмоциональная?! Почему она просто не может держать свои чувства при себе? Это ведь не так трудно! И она доказала это себе, столько лет умело сдерживая, казалось бы, неконтролируемый поток болезненных чувств, сумев найти ту маленькую частичку опоры, которая все это время помогала ей держаться, частичку, которая защищала её от самой себя. Она кинула вниз последнюю вещь и уставилась в пустой шкаф. Его пространство давило на неё с такой слой, что Саре становилось трудно дышать, будто бы горло ей пережимало тонкой веревкой, не забывая при этом причинять и душевную боль. Ей казалось, что эта пустота - прямое отражение её внутреннего состояния, которое с каждой прожитой секундой просто ломало её изнутри, заставляя её грудь невыносимо сильно гореть, и она не понимала, почему ей так больно. Мучительно больно. Она перевела свой взгляд на кучу разбросанной одежды, больше половины из которой вываливалось из чемодана или просто валялось на полу. Сара закрыла глаза и постаралась отдышаться, но слезы душили её, не позволяя ей предпринять хотя бы одну отчаянную попытку, чтобы остановить этот дьявольский поток.
Ухватившись руками за шкаф, она медленно скатилась по нему вниз. Из её горла вырвался приглушенный крик, сопровождающийся нервными всхлипами. Её тело так сильно тряслось, что она даже не могла остановить стучащие зубы. Сара чувствовала себя испуганной загнанной ланью, которой хотелось только одного - свободы. Свободы от чувств, от эмоций, от страхов, и эту свободу она не могла получить, потому что уже попала в ловушку.
Если бы она только могла противостоять тому, что произошло между ними, если бы она только могла в нужный момент сказать ему “нет”, тогда, возможно, сейчас её сердце не разрывалось бы от такой невыносимо сильной боли, которая была для неё сущим адом.