Нетленный прах

Ансола ощутил прилив теплого товарищеского чувства: он вдруг вспомнил, что это такое – доверять кому-то, и что такое – когда кто-то доверяет тебе, и чувство это (нечто среднее между ностальгией и уязвимостью) обольстило его так, что он уже был готов все выложить этому одноглазому репортеру, которого видел впервые в жизни. Он чуть было не произнес имя Аристона Мена, чуть не сказал, что, по его мнению, у статей и у брошюры – один автор, и что в камере, где с удобствами сидели убийцы, он видел брошюру эту, и чуть было не объяснил, что получили они ее от тех, кто заказал убийство генерала – те вручили им ее, чтобы поднять их боевой дух, разжечь ненависть к Урибе, заглушить в них чувство вины и раскаяния. Ансоле пришло в голову, что, если установить личность автора, это может пролить свет на вдохновителей преступления, и прямо там, на мостовой, был уже готов все выложить репортеру. Но вовремя спохватился. Этот Самудьо, как ни крути, не уволился, а по-прежнему служит в «Републикано». И кто знает, какие тайные намерения лежат в основе его словоохотливости? Какие невидимые нити повлекли его обходить вокруг квартала? Кто поручится, что он не выполнял секретное поручение Саломона Корреаля или следователя Родригеса Фореро?

Ансола бросил взгляд на перекресток, убеждаясь, что никто не следит за ними. Потом простился с репортером и пошел своей дорогой.

В конце мая случилось то, что предвидел Ансола в отношении таинственного письма из газеты «Этсетера». Следователь прокуратуры Алехандро Родригес Фореро с большой шумихой приказал добыть хоть из-под земли свидетеля Альфредо Гарсию, занесшего на бумагу эти ужасные обвинения. В Барранкилью, откуда пришло первое письмо, полетел запрос – самого категорического свойства, но, к сожалению, не содержавший никаких примет Гарсии, без которых ничего сделать было нельзя. На это и указал алькальд Барранкильи, прося предоставить хотя бы словесный портрет разыскиваемого, но ответа не получил. Вскоре прокуратура циркулярно разослала всем алькальдам Республики телеграмму: «Настоятельно прошу немедленно установить и телеграфировать, проживает ли на территории, вверенной вашему попечению, Альфредо Гарсия А.» Утвердительного ответа не пришло. Как только Ансола узнал о содержании циркуляра, он поспешил к Хулиану Урибе и спросил его: «Почему Гарсия А.? Почему не Гарсия Б., не Гарсия С.? Ведь прокуратура знает о путанице с инициалами? Теперь нам известно доподлинно, что преступники попросили свидетеля подписываться тремя различными способами – для того, чтобы его искать и гарантированно не найти; для того, чтобы создавать видимость усилий, твердо зная, что усилия эти успехом не увенчаются. Я оказался прав. Я был прав, а мне не поверили». Брат генерала был вынужден согласиться с этим.

28-го числа, утром, когда Ансола уже завершал свои труды в «Паноптико», один из надзирателей, который носил фамилию Педраса и, как выяснилось, по заданию Саломона Корреаля осуществляя связь убийц с внешним миром, подошел к нему и сообщил, что его спрашивают у ворот тюрьмы. Выйдя на улицу, еще влажную от недавнего дождя, Ансола увидел Томаса Сильву, державшего в руках экземпляр газеты «Тьемпо», где было опубликовано постановление прокуратуры. Он развернул ее и прочел: «Я, Алехандро Родригес Фореро, расследующий обстоятельства убийства генерала Урибе Урибе, призываю автора письма…» Дальше можно было не читать – Ансола немедленно все понял: следователь публично и печатно обратился к свидетелю с просьбой сообщить все, что ему известно о преступлении, гарантировал ему неприкосновенность, предупреждая, что если тот не явится, будет обвинен в укрывательстве.