Эмилио Бельтран был собутыльником Карвахаля. Их часто видели в пивных, где они, как правило, сильно напивались, или в «Молино Рохо», где они играли в покер. Бельтран, когда дела пошли совсем скверно, даже какое-то время снимал у Карвахаля угол, однако во время следствия отрицал все – что был знаком с Карвахалем, что жил у него, что играл с ним в карты и что в день убийства был в плотницкой мастерской.
– Да, это правда, – сказал Франсиско Санчес. – Я дружил с Эмилио Бельтраном, но, когда он предложил мне участвовать в убийстве генерала Урибе, порвал с ним всякие отношения.
– Когда это было? – спросил судья.
– Точного числа не вспомню. А вот то, что он мне сказал, так и звучит в ушах: если выгорит, все у нас иначе пойдет.
– Почему вы не заявили в полицию?
– Потому что не хотел предавать друга. Я посоветовал ему не впутываться. Сказал, что вовсе не поклонник Урибе, но соваться в это дело не стану и ему не советую.
– А как, по-вашему, почему именно вам он предложил соучастие?
– Ну, он знал, что я – не за Урибе. Потому, наверное. Однажды он зазвал меня к себе в мастерскую и сказал так: «Дела – хуже некуда. Мы все в дерьме по уши – и виноват в этом генерал Урибе. Помоги мне избавиться от него – и увидишь, как все переменится». Да, так вот он сказал.
– А говорил ли он еще о ком-нибудь из участников заговора?
– Я так понял, что были еще люди. Сужу по тому, как уверенно он говорил. Но имен никаких не называл.
– Предлагал ли он вам деньги?
– Нет, не предлагал, но я так его понял, что если соглашусь, мне заплатят. Еще заметил, что после убийства дела его резко пошли в гору. Был простой плотник, стал важный сеньор.
– Это так, – вмешался Ансола. – Бельтран владеет теперь собственным домом и мастерской. Чем же вызваны такие перемены в имущественном положении? Вот чего сеньор следователь, отец нашего адвоката, не пожелал выяснить.
Педро Алехо Родригес пожал плечами:
– Сейчас, мне кажется, не время…
– Ваша честь, – перебил его Ансола. – Прошу вас распорядиться, чтобы ввели сеньора Бельтрана.
– Бельтран был сама элегантность, – продолжал Карбальо. – Даже редактор «Тьемпо» задумался над тем, с каких это достатков простой плотник ходит в таком великолепном костюме и шляпе.
Было видно, что он волнуется. Судья обратился к Санчесу и спросил, подтверждает ли тот все ранее сказанное о его друге Бельтране.
– Да, – ответил Санчес. – Подтверждаю.
– Ничего этого не было, – сказал Бельтран.
– Окстись, милый! – сказал Санчес, перейдя на «ты». – Не ты ли мне сказал как-то, чтоб я зашел к тебе помочь вытащить горбыли? Не помнишь что ли?
– Нет, не помню.
– Да как же ты не помнишь?! День, когда я был у тебя в доме, возле моста Сан-Хуанито.
– Свидетель бывал у вас дома? – спросил судья.
– Два или три раза, – ответил Бельтран.
– Ну так вспоминай тогда! Нечего отпираться! Вспомни, как ты предложил мне убить генерала Урибе.
– Не было этого. Это клевета, которую на меня возводят вот уже несколько дней.
– Бельтран, правда ли, что вы работали в плотницкой мастерской Галарсы? – вмешался Ансола.
– Правда.
– И в ту пору находились в стесненных материальных обстоятельствах?
– Да, весьма стесненных.
– Поправились ли они с тех пор?
– Нет, стали еще хуже.
– Странно, однако, что в ту пору денег у вас не было, а ныне вы – собственник…
Бельтран ничего не сказал на это. Ансола стал расспрашивать его о событиях 15 октября. Это была сущая пытка, потому что Бельтран старался отвечать по возможности кратко, почти односложно и весьма однообразно: «Не помню». Ничего не сходилось: постоянно возникали расхождения в показаниях о времени выхода убийц, о том, как точили топорики и заменяли сломанные рукояти, о том, что обсуждали в процессе этого, о том, где убийцы обедали, о дрели, которой пользовались.
– И тем не менее все было ясно, – сказал Карбальо.
– Как так? – удивился я.
– Сами не видите? Ясно, как божий день – там сидел третий убийца.
– Тот самый, кто орудовал кастетом?
– Именно. Должен был нанести удар топориком – его потом случайно обнаружили неподалеку. Но он им не воспользовался, а бил кастетом.
– И Ансола сумел доказать это?
– Нет, – ответил Карбальо, – но то, что ему удалось, было не хуже.