Netократия

Это означает, что тоталисты глубоко расходятся по ряду центральных вопросов. На этой огромной арене существует масса пространства для идеологических и религиозных войн, чему история может предоставить много печальных примеров. Невероятное богатство различных верований, собранных под тоталистической крышей, может легко привести к заблуждению, что саму мысль необходимо структурировать тоталистическим образом, и другого способа мышления попросту не может быть. Кант и Гегель осознавали эту проблему и боролись с ней. Это впечатление усиливается тем, что тоталистическая мысль доминировала в западной культуре очень долго. Сам язык насквозь пропитан тоталистической традицией, что еще больше затрудняет возможность альтернативного мышления.

Тоталистическая философия просто одержима способностью человека к абстрактному мышлению, и, прежде всего, она очарована человеческой способностью постигать четвертое измерение: время и использовать это для того, чтобы рассматривать мир как ретроспективно, так и с точки зрения будущего. Для тоталиста естественно подчеркивать это осознание времени, столь уникальное для людей, и постоянно отмечать эту свою уникальность в природе. К примеру, 98% наших генов такие же, как и у шимпанзе, но значение имеют именно 2% разницы. Жизнь есть процесс движения в заданном направлении, с известным началом и предсказуемым будущим. Это означает, что настоящее есть нечто второстепенное: гораздо более интересны точка начала в прошлом и конечная точка в будущем.

В этом ключевая ценность тотализма. При антропоцентрическом взгляде на мир все соотносится с человеком и его потребностями: все, что нам интересно в других объектах, событиях или существах – это их похожесть на человека или полезность человеку, который и есть мера всех вещей. Смысл жизни – это сами люди, их чаяния и надежды, и/ или спасение отдельного человека. Чем сильнее похожесть или полезность чего-либо для людей, тем выше ценность. Вслед за Декартом, этим первым философом современности, мы можем сформулировать кредо человека: я мыслю, следовательно, существую; и поскольку я думаю, то и решаю; а поскольку я здесь принимаю решения, то я заставлю реальность подчиниться своей воле.

Тоталистическая мысль во всех своих формах строго иерархична. Человека можно определить как существо, которое отказывается быть животным, и которое потому занимает более высокое положение, чем животное. Если люди – это мера всех вещей, то они обладают по-настоящему уникальным статусом. Их характеризует способность к мышлению и формулированию абстрактных идей, и это придает им более высокую ценность. Поскольку только люди обладают этой способностью, то они есть высочайшая ценность мироздания, и все вокруг имеет второстепенный подчиненный характер. Эта логика очевидно циклична. Люди стоят на вершине иерархии, поскольку обладают высшими способностями, которые и делают их людьми.

В этом-то и загвоздка, главная и неразрешимая дилемма тоталистического мышления: каким образом философии, утверждающей предопределенную иерархию, в которой люди стоят выше всех остальных видов, удается избежать вопросов относительно иерархии внутри этих видов, а равно и между людьми? Как философия может объяснить стремление отдельного человека править всеми другими людьми? Может быть, отдельные индивидуумы обладают этими высшими качествами в большей степени, чем все остальные? Как известно, Платон утверждал, что в идеале власть нужно передать философам. Многие другие тоталисты разделяли это мнение. Некоторые люди просто чуть лучше приспособлены для управления скучной толпой. И как только принцип иерархии вступает в действие, количество ее уровней стремится к бесконечности. Наименее приспособленные могут оказаться довольно далеко от вершины.

Тот факт, что тоталистическое учение так долго и так сильно превалировало в западной культуре, объясняется не столько его интеллектуальным превосходством, сколько его позицией чистой власти, фантастически полезной в качестве основы для общественного строительства. И при феодализме, и при капитализме каждая мало-мальски значимая социальная сила или миф встраивались в тоталистическую структуру. Любой человек с утопическим или эсхатологическим видением мог положиться на эту структуру и этим, в свою очередь, повышал ее легитимность.

Динамизм тоталистической мысли сделал её равно пригодной как для защиты существующей системы власти, так и для её критики и свержения. Со ссылкой на тоталистический идеал Бог, царь, государство, демократия и прочие символы власти всегда были под защитой, так же, как революции и прочие проекты по изменению общественного устройства, получали легитимность. Но в наше время механизм вдруг стал заедать. С развитием информационного общества эта тщательно отстроенная и общепризнанная философская платформа стала объектом разрушительных атак сразу с нескольких сторон. Крепления ослабевают, конструкция трещит по швам. Грандиозная тоталистическая модель, основа основ западной общественной системы, шатается.