Когда рационализм складывает оружие, остающийся на его месте вакуум, то есть тот самый 'транс' в слове трансрационализм, может быть заполнен только с помощью живописи, литературы, музыки и всех иных гибридных форм искусства, открывшихся благодаря новым технологиям. Творческие возможности практически неисчерпаемы. Оборотная сторона медали искусство, даже больше чем прежде, станет эксклюзивной провинцией сетевых племен. Возможно, искусство не будет иметь ощутимого влияния, отчасти из-за исключительной целенаправленности действия масс-медиа в Сети, отчасти потому что другие племена будут пользоваться иной системой координат. Весь понятийный аппарат, делающий более сложную культуру доступной, существует только в нестабильных связях Сети. Вот почему культура станет еще одним барьером, разделяющим группы людей в электронном классовом обществе и объединяющим и создающим идентичность фактором внутри узких слоев населения.
Информационное общество не знает равенства. И его неравенство выглядит более 'естественным', чем в прежние времена, поскольку его меритократический элемент велик, власть не поддается локализации, а механизмы самовыражения так неочевидны. Нетократия довольно неприступна. Она ничего ни у кого не отняла, и ее властные позиции строятся исключительно на невероятной способности приспосабливаться и преуспевать в условиях экосистемы, порожденной информационными технологиями. Новый низший класс, со своей стороны, не обладает прежней привлекательностью и сексуальностью и не вызывает пафосного требования справедливости, что было присуще пролетариату капиталистической эры и внушало известную симпатию. Консьюмтариат является низшим классом вследствие недостаточного социального интеллекта, нормы которого устанавливаются информационным обществом.
Двери не для кого не закрыты. Проблема в том, что необходим особый талант, чтобы отыскать ручку и войти – талант, отсутствующий в широких массах. Является ли это неравенство обязательно несправедливым? И если да, то с чьей точки зрения? И если да, то что с этим делать? Должны ли мы пытаться ограничить тех, кому удается наилучшим образом воспользоваться предоставившимися возможностями? Должны ли мы и впредь давать шанс людям, которые не смогли воспользоваться им столько раз прежде? Как мы можем решить проблему растущего неравенства в обществе, в котором неравенство невозможно устранить перераспределением? Ведь мы пока не научились пересаживать мозги.
ГЛАВА XI. ЗА КРЕПОСТНОЙ СТЕНОЙ – ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА НЕТОКРАТОВ И ВИРТУАЛЬНЫЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ
По мере разрушения центральных буржуазных институтов возникает вакуум. Пока эти институты сохраняли влияние, они выполняли определенную стабилизирующую функцию. На смену им придет состояние системной турбулентности, динамику которой невероятно трудно предугадать. Отдельные тенденции совершенно очевидны. Но когда взаимодействует такое большое количество тенденций и контртенденций, число переменных столь велико, а уровень абстракции настолько высок, то даже самые изобретательные догадки становятся чем-то вроде интеллектуального метеоро-логического прогноза – надежного лишь на очень короткий срок. Несмотря на это, есть смысл методично собирать все возможные квалифицированные прогнозы, стараясь идентифицировать и анализировать социальные конфликты, характерные для информационного общества.
Основой для политических и культурных дебатов в информационном обществе станут совершенно новые обстоятельства. Дискуссии о равенстве, популярные при капитализме, окажутся безнадежно привязанными к ушедшей эпохе, когда распределение статуса и власти зависело в первую очередь от деспотической системы. Происхождение, достаток, пол и цвет кожи не будут иметь решающего значения в информационном обществе, где личный статус и влияние определяются способностью человека к восприятию и переработке информации, уровнем социального интеллекта, восприимчивости и гибкости. Либеральный идеал равенства – равные возможности самореализации для каждого, таким образом, уже осуществлен на практике (а социалистический идеал равенства – равное вознаграждение для всех, невзирая на контекст, должен рассматриваться как дискредитировавший себя и ушедший в историю с крушением коммунистической утопии).