Нетолерантность

Первой моей мыслью после прочтения статьи было: а может быть, это такой промысел Божий, а именно четвёртая его составляющая? Ведь это уже даже не антисемитизм, это богооставленность: состояние, когда человек живет в нераскаянном упорстве и бесчувствии, навлекая тем самым на себя такое состояние, когда Бог оставляет его, обрекая на погибель…

Как можно понять, уже в 1968 году журналисты Владимир Фрейдин, Лев Аркадьев и Ада Дихтярь собрали свидетельства выживших в кровавом водовороте войны людей, которые лично знали Машу: бывшего директора 28-й школы (еврейской) Натана Стельмана, уцелевших подпольщиков, одноклассников, очевидцев казни. Они совершили журналистский подвиг и доподлинно установили, что неизвестная девушка, повешенная вместе с Кириллом Трусовым (Трусом) и Володей Щербацевичем – Маша Брускина. Это подтвердили также и её родственники, прежде всего – отец, Борис Брускин. И дядя – легендарный белорусский скульптор, действительный член Академии художеств СССР Заир Азгур.

Были и другие свидетельские показания, сегодня общеизвестные. Из воспоминаний Елены Григорьевны Шварцман (Элькинд): «Я сама родом из Минска. Со второго по седьмой класс училась в одном классе и дружила с Машей Брускиной. Мы были отличницами…

Вновь я встретилась с Машей, когда в Минск вошли немцы (в июле 1941 года). Она была одета в кожанку, и волосы были покрашены в светлый цвет (она осветлила волосы), скорее всего в целях конспирации, чтобы не жить в гетто. Надо полагать, что она жила по чужому паспорту. Иначе ведь нельзя было жить за пределами гетто.

Однажды осенью 1941 года мой отец пришел с работы очень расстроенный и сказал моей матери (на идише): «Хайке! Маше гинкт!» («Хайка! Маша повешена!»). А мама ему ответила: «Тише, тише, чтобы Лена не слышала». Но я слышала, но им ничего не сказала. Мама боялась, чтобы это не повлияло на мою психику…

Не помню, как я нашла адрес матери Маши, которая жила как будто на улице Замковой в гетто. Скорее всего, этот адрес мне дала моя учительница по грамматике из учительских курсов Шмерлинг. Я нашла этот дом. Когда открыла дверь, Машина мать стояла перед зеркалом (зеркального шкафа) и кружилась, махая руками, как будто танцевала.

Когда я это увидела, то очень испугалась, понимая, что она сошла с ума.

Я убежала и больше никому об этом ничего не рассказывала. Сколько лет прошло, а это мне запомнилось на всю жизнь».

И каков же был результат этого расследования? Святую память растоптали грязным большевистским сапогом, сломали карьеру и жизнь Фрейдину.

А могло ли быть иначе? Разве война закончилась в 1968 году? Неужели ДО этого никто не предпринимал попыток докопаться до правды?

Наверное, такие попытки были.

Но разве в стране государственного антисемитизма такие попытки могли иметь шанс на успех?

Вспомним, ведь это только сегодня с РФ с гордостью говорят о том, что нацистский лагерь уничтожения Аушвиц (Освенцим) освободила Красная армия. А когда в конце войны, точнее – в мае 1945 года, появилось официальное сообщение об освобождении лагеря смерти, о погибших там евреях не было сказано ни слова! Начальник Главного политического управления Красной армии, главный пропагандист СССР А. С. Щербаков до самой смерти не позволял освещать «еврейскую тему» в СМИ. После его смерти положение лишь ухудшилось. Лишь на Нюрнбергском процессе советские представители согласились с предъявлением нацистам обвинения в геноциде евреев. Но и протоколы Нюрнбергского процесса были в основном засекречены от широкой публики в СССР. После войны полным ходом заработал маховик насильственной ассимиляции, сопровождающейся закрытием всех без исключения еврейских национальных учреждений. А уже в конце 1946 года чекистами было сфабриковано дело о заговоре в окружении Сталина. Заговорщики, якобы через родственников вождя и их друзей еврейского происхождения, внедрились на самый высший уровень руководства страны. В конце 1947 года аресты продолжились, были выбиты показания о существовании сионистско – шпионского заговора. Это было лишь начало…

Рассмотрим отношения Советского Союза с государством Израиль, образованным вскоре после победы над нацизмом.