Нетопырь

Пастор бросил на могилу горсть земли. Совсем как у лютеран. Харри знал, что Эндрю принадлежал к англиканской церкви, которая по количеству прихожан делила здесь первое место с католической. Но Харри, в своей жизни побывавший на похоронах всего дважды, не заметил никакой разницы в обрядах. Все как в Норвегии. Даже погода. Когда хоронили маму, над Западным кладбищем в Осло ветер гнал тяжелые свинцовые тучи. К счастью, дождь тогда так и не пошел. Когда хоронили Ронни, говорят, было солнце. Но в тот день Харри с больной головой лежал в больнице. Как и сейчас, большинство пришедших в тот день на похороны были полицейскими. Может, они даже пели в конце тот же псалом: «Nearer, my God, to Thee!»[89]

Люди начали расходиться. Некоторых ждали машины. Харри последовал за Биргиттой. Когда он поравнялся с ней, она остановилась.

— У тебя больной вид, — сказала она, не поднимая на него глаз.

— Ты не знаешь, какой у меня вид, когда я больной, — ответил Харри.

— То есть когда ты болен, вид у тебя не больной? — спросила Биргитта. — Но я просто говорю, что ты выглядишь, как будто болен. Ты болен?

Порыв ветра ударил Харри по лицу его же галстуком.

— Может быть. Немного, — сказал Харри. — Не то чтобы очень болен. Ты так похожа на медузу, когда твои волосы развеваются… и попадают мне в лицо. — Харри вынул изо рта рыжий волос.

Биргитта улыбнулась.

— Скажи спасибо, что я не jelly box-fish.[90]

— Jelly что?

— Jelly box-fish, — повторила Биргитта. — Медуза, которая водится у берегов Австралии. Намного хуже обычной жгучей медузы…

— Jelly box-fish? — Харри услышал позади знакомый голос и обернулся. Это был Тувумба.

— How are you? — поздоровался с ним Харри и объяснил, что на сравнение с медузой его навели волосы Биргитты, которые лезли ему в лицо.

— Ну, будь это jelly box-fish, у тебя на лице появились бы красные отметины и ты бы орал как резаный, — заметил Тувумба. — Через несколько секунд упал бы, яд парализовал бы твои легкие, ты бы начал задыхаться и, не окажи тебе кто-нибудь помощь, умер бы самой жуткой смертью.

Харри замахал руками:

— Спасибо, Тувумба, но на сегодня о смерти хватит.

Тувумба кивнул. Сегодня на нем был черный шелковый смокинг с галстуком-бабочкой. Последняя деталь удивила Харри, и Тувумба это заметил.

— Это единственное подобие костюма, которое у меня есть. К тому же я унаследовал это от него, — он кивнул в сторону могилы и добавил: — Не сегодня, конечно, а где-то год назад. Эндрю сказал, будто костюм стал ему мал. Ерунда, конечно. Он бы никогда не сознался, но понятно, что костюм он в свое время купил для банкета после чемпионата Австралии. Он надеялся, что на мне смокинг увидит то, что не увидел на нем.

Они шли по гравиевой дорожке, мимо медленно ехали автомобили.

— Можно задать личный вопрос, Тувумба?

— Думаю, что да.

— Куда, по-твоему, попадет Эндрю?

— В смысле?

— Его душа. Как ты думаешь: вверх или вниз?

Тувумба стал очень серьезным:

— Я простой человек, Харри. И не слишком разбираюсь в этих делах — в душах и всем таком прочем. Но я кое-что знаю об Эндрю Кенсингтоне. И если там, наверху, что-то есть и туда попадают красивые души, то его душа тоже должна там оказаться. — Тувумба улыбнулся. — Но если есть что-то внизу, то он предпочел бы оказаться там. Он не переносил скуки.

Они тихо посмеялись.

— Но раз уж вопрос личный, Харри, то позволь мне дать на него личный ответ. Я думаю, в чем-то наши с Эндрю предки были правы. У них был очень здравый взгляд на смерть. Конечно, многие племена верили в жизнь после смерти. Некоторые — в реинкарнацию, в то, что душа каждый раз переселяется в новое тело. Некоторые — в то, что она бродит бестелесным духом. Какие-то племена считали, что души мертвых превращаются в звезды на небесном своде. И так далее. Но все они верили, что рано или поздно, после всех этих стадий, человек умирает по-настоящему, окончательно и бесповоротно. И тогда — все. Человек превращается в груду камней и больше не существует. Не знаю почему, но эта мысль мне нравится. Вечность — заманчивая перспектива, как ты думаешь?

— Я думаю, что Эндрю оставил тебе не только свой смокинг, вот что я думаю, — ответил Харри.

Тувумба рассмеялся.

— Это так заметно?

— His master's voice,[91] — сказал Харри. — Парню надо было идти в священники.

Они подошли к маленькому запыленному автомобилю, который, очевидно, принадлежал Тувумбе.

— Послушай, Тувумба, — вдруг сказал Харри. — Может быть, те, кто знал Эндрю, помогут мне. Объяснят ход его мысли. Почему он сделал то, что сделал. — Харри выпрямился, и взгляды их встретились. — Я думаю, что Эндрю убили.

— Bullshit![92] — резко бросил Тувумба. — Ты не думаешь, ты знаешь наверняка! Все, кто был знаком с Эндрю, знают, что он никогда добровольно не уходил с праздника. А из всех праздников самым большим для него была жизнь. Что бы она с ним ни делала, я не видал человека жизнерадостнее, чем он. Будь у него желание уйти, он бы сделал это раньше, благо возможностей — и поводов — было предостаточно.