Неторопливая игра

Они двинулись к «роллс-ройсу»; вместо запаха дыма в лицо им ударил холодный ветер, пропахший выхлопными газами.

— Мне надо разобраться с кое-какими проблема­ми. Я подброшу тебя домой и поеду в офис.

— Спасибо тебе, Ник, — с искренней благодар­ностью проговорила она, подходя к автомобилю. — Возможно, когда-нибудь я смогу отплатить тебе за твою доброту.

— Ты ничего не должна мне, Кина, — натянуто отозвался Николас. — Садись в машину.

«Он самый загадочный человек на свете, — в ко­торый раз подумала Кина. - Просчитать его реак­цию просто невозможно».

Следующая неделя слилась в сплошную череду но­чей и дней, различавшихся лишь тем, было за окном светло или темно. С головой уйдя в работу, Кина почти ничего не ела, кроме фруктов и пирожков, и пила кофе целыми кофейниками. Час за часом она упорно стара­лась восстановить по памяти все расчеты. Диван и ко­фейный столик были завалены грудами бумаг.

Никто ее не беспокоил: все знали, что лучше всего ей работается в одиночестве. Только Николас время от времени нарушал ее уединение, принося с собой разнообразные китайские лакомства, которые она очень любила, и тем разжигая ее угасший аппетит. Однажды он заявился к ней в семь часов утра с це­лым завтраком, который приготовил его личный по­вар, разбудил ее, прикорнувшую прямо на ковре, и накормил с ложки. Он ухитрился также очаровать ее консьержку и выпросить у нее запасной ключ. Кина была не в силах даже возмутиться такому напору, на­столько ее потрясла забота Николаса.

— Я не младенец, — только и успела пробормо­тать она, когда Николас засовывал ей в рот очеред­ную ягоду клубники.

Николас только улыбнулся, глядя на ее раскраснев­шееся лицо, сонные глаза и взъерошенные волосы.

— Разумеется, — согласился он. — Но по-моему, ты заслуживаешь, чтобы тебя немного побаловали. Ешь.

Кина открыла рот — и вслед за клубникой в нем оказался слоеный пирожок, еще теплый. — Вкусно? — поинтересовался Николас.

Кина улыбнулась и кивнула.

— Ты так добр ко мне, Николас

— У меня есть на то тайные причины, — заверил он, вручая ей чашку кофе со сливками. — В одну из ближайших ночей я намереваюсь тебя соблазнить, а до тех пор тебя надо хорошо кормить, чтобы ты была в хорошей форме.

— Как же ты собираешься меня соблазнить, если теперь я знаю об этом заранее? — спросила Кина.

Глаза его скользнули по халату из оливково-зеленого шелка, подвязанному поясом на стройной та­лии, из-под которого чуть виднелась ночная рубашка с глубоким вырезом.

— Думаю, что дождусь, пока ты задремлешь, и уло­жу тебя на коврик. 

— Я уже и так на коврике, — с улыбкой заметила Кина, перекатываясь на спину и ставя кофейную чашку на низкий столик. — Но сейчас я слишком объ­елась и не в лучшей форме.

Николас растянулся на ковре рядом с ней, на нем были белый свитер с высоким воротом и темные брю­ки. Он выглядел гораздо моложе и безмятежнее, чем обычно. Кина почувствовала жар, исходящий от его тела, и взгляд ее невольно потянулся к его губам. Ей отчаянно захотелось, чтобы он сейчас прикоснулся к ней, поцеловал ее. Но Николас лишь закинул руки за голову и прикрыл глаза с рассеянной улыбкой.

— Ты не одинока, — пробормотал он. — Я тоже позавтракал перед выходом из дому.

Кина повернулась на бок и принялась разгляды­вать его профиль.

— Николас, откуда ты родом? — неожиданно спро­сила она. 

Этот вопрос, по-видимому, удивил его. Прошло не меньше минуты, прежде чем он ответил:

— Из Чарльстона.

— У тебя нет чарльстонского акцента, — заметила Кина. 

— Мне уже говорили.

— Когда мы познакомились, ты жил в Атланте, — напомнила Кина.

— Но ты никогда не спрашивала, где я родился. Откуда вдруг такой интерес?

Кина сама этого не знала. Она негромко рассмея­лась:

— Просто интересно — вот и все.

— У меня есть квартира в Атланте и квартира в Манхэттене. Но история моего рода восходит еще к Чарльстонской революции. Один из моих предков, между прочим, был в отряде Фрэнсиса Мэриона. В Чарльстоне у меня плантация, вековые дубы, испан­ский мох, и через все это протекает река Эшли. Пе­ред Гражданской войной мои предки снимали огромные урожаи риса.

Кина внимательно вглядывалась в его смягчивше­еся лицо.

— Ты жил там со своей женой? 

— Мисти там нравилось, — сказал он. — Я пере­местил офис в Атланту после ее смерти. Иначе вос­поминания сожрали бы меня заживо.

— Ты жил в Атланте долго, — заметила Кина. Николас улыбнулся, не открывая глаз.

— До тех пор, пока не встретил там тебя, совер­шенную, юную и дрожащую от волнения, — усмех­нулся он. — После смерти Мисти я не мог поговорить о ней ни с одним живым человеком. Все боялись даже имя ее упомянуть в моем присутствии. Только ты не побоялась.

— Ты пытался работой загнать себя до смерти, — вздохнула Кина.

— Я очень горевал.

— Ты до сих пор горюешь о ней, Николас?

 Он повернул голову и взглянул Кине в глаза.

— Иногда. Изредка. Не так часто, как раньше. Ты помогла мне исцелить эту рану.

— Я? — тихо переспросила она.

— Ты — как зажженная спичка. Освещаешь мою жизнь, — задумчиво проговорил он, — или поджига­ешь запал, от которого я взрываюсь.