Неторопливая машина времени

Что ж, он расскажет, но не станет упоминать ее имя. Меланэ и так трудно, ей ни к чему этот дополнительный груз.

— Потому что я должен был ожидать другого Путешественника. Точнее, Путешественницу. Если бы я отправился путешествовать, я потерял бы всякую надежду когда-либо увидеть ее.

Лицо Меланэ превращается в обычную, лишенную выражения маску. Может быть, она ревнует? С раздражением, иронией и покорностью Эгон признает вероятность такого предположения — это банально, но неизбежно. Одновременно с сочувствием приходит тревога. Его ожидает лавирование и хлопоты, чтобы избавиться от нее, отучить ее от себя. Он привык к подобным ситуациям, случавшимся уже не однажды. Пожалуй, даже довольно часто. И разве то, что эта ученица хотя бы по имени является Талитой, не привносит некоторую пикантность в их отношения?

Внезапно его удивляет, что он относится к происходящему с иронией. Он чувствует, что она неестественна, но пока не пытается разобраться, что скрывается за ней. Сейчас гораздо важнее разобраться с Меланэ.

— Но вы ведь собирались путешествовать. Вы даже подверглись операциям.

— И я прошел все этапы тренировки. Но когда я оказался в капсуле… — Стоит ли говорить ей, что он в конце концов нажал кнопку, и машина усыпила его, простерилизовала, заморозила… И что после всего этого он пришел в себя в том же месте, в той же капсуле? Нет. Если Меланэ тоже придется испытать нечто подобное, ничто не должно сгладить шок. Он решает сказать: «Я понял, что в действительности не хотел отправляться в Путешествие», задавая себе в то же время вопрос, насколько точно эти слова отражают то, что ему довелось пережить. Открыв капсулу, он увидел Тенадена, и они выяснили с помощью контрольных приборов, что Эгон ни на секунду не покидал капсулу. Прежде всего, он подумал, что Мост не сработал, поскольку он отказался отправить его в другую вселенную. Это обычная реакция стажеров, несмотря на постоянные напоминания наставников. Ему потребовалось время, чтобы свыкнуться с забытой истиной: Путешественника отправляет в Путешествие не Мост, а его собственное сознание; Мост ничего не может, ничего не решает. Он сам, его сущность, его сознание, его душа, именно он, он сам удержал себя в капсуле, отказался от Путешествия.

Да, ему потребовалось немало времени, чтобы понять этот вывод и принять его.

Нет, вот что он скажет: «Я понял, что в действительности я не хотел отправляться в Путешествие». Это будет то, что нужно.

Она внимательно смотрит на него и негромко говорит:

— Но почему перед этим вы хотели отправиться в Путешествие?

Как отделить воспоминание от того, как он сам себе объяснял случившееся? Кроме того, он должен думать о том, что Меланэ услышит — что она хочет услышать.

— Я пришел в Центр для того, чтобы не расставаться с моей Путешественницей. До самого последнего момента я был уверен, что она не решится уйти, что она не сможет бросить меня. — Он сдерживает ироничную усмешку, которую Меланэ вряд ли способна понять, и продолжает:

— Я начал тренироваться, чтобы произвести на нее впечатление. Мне сейчас кажется, что это был своего рода шантаж. Я хотел сказать ей: видишь, если ты уйдешь, то я тоже уйду, и ты никогда, никогда не сможешь встретиться со мной. Но она все-таки ушла. Хотя и сказала мне, что вернется. Она знала, что я не уйду, что бы я там не говорил. Я продолжал тренировки из чистого упрямства, как мне теперь кажется. А также из боязни, что мне придется ждать неизвестно сколько лет без малейшей надежды, что она действительно вернется… И еще из стыда, потому что в действительности мне совсем не хотелось уходить. То, что она была настоящей путешественницей, вызывало у меня восхищение. Если бы я тоже ушел, то во время путешествия смог бы поддерживать с ней своего рода призрачный контакт… Конечно, все это так противоречиво…

Он замолчал, осознав свою ошибку: решив ответить ей как можно более искренне, он быстро понял, что Меланэ его не понимает. Конечно, она пыталась; она пыталась провести параллель с тем, что пришлось пережить ей самой, но теперь иллюзия сходства оборвалась, и она должна отдавать себе отчет в этом. Отдает ли она себе отчет в том, что на пути к себе самой она должна будет проделать более короткий путь, чем выпало на его долю? Когда она стояла перед выбором, она не нажала на кнопку пуска. Но она действительно хочет уйти. Хотя, возможно, сама еще не понимает этого.

Внезапно Эгон почувствовал глубокое уныние. Зачем он пытается помочь этому ребенку? Во имя какого опыта, какой мудрости? Ему сорок девять, ей девятнадцать. Ничего себе! Что он в действительности знает о ней, в чем он может быть уверен? Эти сложные схемы, которые он построил, основываясь на ее скупых рассказах, эти интерпретации, эта его честность, которой он так гордится… А вдруг все это пустое, сооружение, воздвигнутое на вымысле, тогда как правда находится где-то далеко отсюда и отступает все дальше и дальше, и он ее никогда не узнает?