Кто они эти нищие духом? Что вообще есть духовная нищета? И как достичь, постичь её, не ведая, ЧТО она такое? А может, она уже достигнута? Вся их община, а естественно и он, Иуда, как член её, и вправду внешне похожи на нищих. Скитаются из селения в селение, из города в город, не имея ни кола, ни двора, где главу приклонити, живут милостыней, тем, что подают им добрые люди, не знают ни семьи, ни родных, ни близких. Воистину сирые, убогие побирушки. Но это только внешне. На самом деле скитания их преисполнены высоким духом великого подвига во имя Родины, во имя народа израильского, угнетённого, порабощённого языческим Римом. И не скитальцы они вовсе, а воины Великой Армии, собирающей, накапливающей по капле от всех уголков Земли Обетованной огромную, несокрушимую силу, ожидающую только приказа своего предводителя – своего мудрого Давида, обетованного Царя Иудейского. Чтобы, накопив, как океан по крохотной дождевой капельке вОды, обрушиться безудержной волной на кажущиеся неприступными скалы вражьего берега и смести, снести, смыть обломки глиняного колосса в бездну пучины морской, на самое дно её. Может, это и есть духовная нищета – высокая цель, скрытая под маской побирушки?
Голос Равви настолько убедителен, что заставляет, хотя и на время, забыть, отстраниться от некогда усвоенных дедовских наставлений о мужском достоинстве, не позволяющем давать волю слезам. Плачущего этот жестокий мир ещё более бьёт. Нет, они не плачут, они радуются своей высокой миссии – миссии утешителей плачущей Отчизны. Если блаженны плачущие, то каково же блаженство утешителей?!
Иуда не понаслышке знал, своим хребтом и пОтом измерил цену земли. Она включала в себя многое: бессонные ночи, вечно ноющие суставы и надорванные от непосильного труда жилы, кровоточащие волдыри мозолей, иссушённую палящим солнцем кожу, безвыигрышную, нескончаемую войну с паразитами, очень часто человеческими, нехватку воды для полива, постоянное беспокойство, страх, хитрость, обман, даже коварство в известной мере…. Не было только в этой цене кротости. Не помнил, не находил её в себе Иуда раньше. Но сегодня, сейчас им нужна внешняя кротость, чтобы до времени не обнаружить своей великой цели перед врагами – цели наследования земли израильской. Иуда понял хитроумный план Учителя.
Ох! Как же Иуда жаждал правды, когда в скудный, засушливый, страшно неурожайный год пытался объяснить бездушному, сытому мытарю, что на уплату подати не хватит даже всего собранного им в этот год урожая. А ведь ему ещё надо чем-то жить до следующего, хочется верить, более удачного сбора. Тогда бы он и заплатил всё сполна. Не убедил. Не умолил. Какой там насытиться – отдал всё, да ещё лишился внушительного, самого плодородного куска своего виноградника. Но жажду правды сохранил. Сберёг. И ещё приумножил, «не закопав талант в землю». Теперь эта жажда распространяется не только на его, Иудину правду, ограниченную пределами виноградника, но на правду всей земли, всего народа израильского. Беспредельная жажда ничем не ограниченной, мировой, вселенской правды. Правды воскресения былой славы и могущества Израиля, его владычества над Римом, над Миром.
И что теперь? Прикажете Иуде расплыться в блаженной всепрощающей улыбке? Быть милостивым? На следующий год, когда не знавшему отдыха Иуде после неимоверных лишений и тягот изнурительного труда удалось-таки, не разгибая спины, проводя дни и ночи на винограднике, восстановить своё хозяйство. Вот тогда тот же самый мытарь, проворовавшись, пришёл просить денег в долг, чтобы возместить утаённую им сумму подати. Что, смилостивиться? Ну, уж нет! Иуда тогда всё припомнил, как сам в ногах валялся, умоляя повременить. Теперь мытарь в ногах у жаждущего справедливости, непоколебимого в своей твёрдости Иуды. Сначала победить, обратить в пыль, в пепел, в прах, насладиться величием победы… ну, потом, конечно, можно и помиловать кого-то. Есть же и среди псов достойные милости.
Как же возможно узреть невидимого, непознанного, ничем неограниченного Бога? Это невозможно. Бога никто никогда не видел и не увидит. Так и в Законе сказано, а Закон – есть Закон. Учитель, конечно, выражается фигурально. В словах Его скрыт какой-то иной, образный смысл.