Нэцке из Сан-Франциско

Не прошло и трех дней после их возвращения — на самых первых порах надо было разобрать чемоданы, расставить сувениры, бросить барахло в стиральную машину, появиться на службе и начать догонять все накопившиеся за время отсутствия дела, отзвониться родным и знакомым, которые с нетерпением и некоторым даже волнением ожидали их возвращения из таких далеких и опасных мест, — как они сидели перед компьютером, заряженным мини-дискеткой с накопленными за время путешествия изображениями, и взволнованно переговаривались, жадно вглядываясь в очередное загадочным для них образом появившееся на экране монитора изображение с каким-нибудь из еще вполне живых в их совместной памяти моментов.

— Значит, как нам этот продавец говорил? Наводим этот крестик вот сюда и обводим им кусочек на выброс, так? Помнишь, как мы перед отъездом тренировались? Ведь вроде получалось...

— Давай-давай, и сейчас вроде получается! Не глупее же мы остальных!

— Ну, нажали на удаление...

— Черт побери, работает ведь! Нет больше этой морды — все лесом заросло. Красота!

— Давай теперь и вот этих, сбоку, тоже вырежем.

— Этих-то зачем? Сама же говоришь, что они сбоку. Не мешают. Это вроде Джина и Джефф. Даже какое-то оживление вносят — тут пирамиды, тут и люди, не только лес.

— Нет, давай уберем. Мне их дряблые рожи еще в поездке надоели. «Ну, как у вас дела, молодежь?» — и это по пять раз на день. На фото посмотришь — и снова их дребезжащие голоса в ушах. Не надо столько руин на одной картинке! Пусть только исторические остаются.

— Как хочешь, — безразлично сказал Он и начал строить удалительный прямоугольничек вокруг Джины и Джеффа. — Вот и сделано. Только джунгли и камни. Ты этого хотела? Действительно, выглядит даже внушительнее без людей...

Она довольно засмеялась:

— Вот теперь точно, как надо. Пошли дальше.

И они пошли, горячо обсуждая, что оставлять, а от чего решительно избавляться.

— Давай-давай, натягивай тут зеленого побольше.

— Слушай, а тебе не кажется, что, если тут одно зеленое натянуть, этот угол каким-то однообразным становится? Тем более что кусты совершенно одинаковыми получаются. В конце концов, это все-таки Мачу-Пикчу, там джунгли разные, а не французский парк. Пусть хоть одно лицо в уголке останется. Для оживляжа, так сказать.

— Да ты что, не видишь, что ли, что это Марджори? Мне ее морщинистая рожа и черепашья шея еще за столом донельзя надоели, так что, мне теперь на эту морду любоваться всякий раз, как эти фотографии открою пересмотреть? У меня в памяти не Мачу-Пикчу встанет, а то, как она противно своим вечным какао хлюпала, — хоть из-за стола беги. Так и стошнит прямо перед фотографией!

Он не спорил.

— Нет — так нет. Обойдемся без Марджори. Все равно про эти кусты никто, кроме нас, и знать не будет, зато вот этот кусок пирамиды на зеленом очень здорово смотрится. Так что ты права. Раз — и нет нашей морщинистой старушки. Никто и не вспомнит. Так, дальше что? Вот тут они только с самого боку — туристы как туристы. Все равно ты хорошо прямо у пирамиды стоишь, и они ни тебя, ни пирамиду совсем не загораживают...

Она вошла в раж:

— Да убирай ты их всех к дьяволу! Сбоку, не сбоку — все равно вид портят. Без них — только я и пирамида. Как будто когда-то, в то время, — одни инки вокруг, где-нибудь в кустах прячутся... А эти сразу все очарование убивают, их увидишь — и сразу становится ясно, что это чистый коммерческий туризм нынешнего века! Разве не так?

Он опять не спорил:

— Убирать так убирать. Когда научились — тут и делов-то никаких. Хотя я так и не понимаю, как все-таки пейзаж восстанавливается на тех местах, где они были? Ведь загораживали они часть изображения — разве нет? Какая бы там современная технология ни была, как она может то, чего не видела, вытаскивать на свет Божий? Мистика... Ну да ладно, мало ли чего я не понимаю, а пользуюсь. Хоть тем же выключателем на стенке — как там этот ток бежит и лампочка горит?.. Но ведь горит же. Так и тут. Делаем — и все!

Она довольно улыбалась, наблюдая за тем, как стремительно экранный пейзаж очищается от пестрой компании пенсионеров, так некстати влезших в кадр и мешавших чистоте очередной вызванной на экран картины их недавнего путешествия.

После трех вечеров работа была закончена. Прелесть пейзажей, не испорченных дряблыми обликами случайных попутчиков, принадлежала только им. И все эти пейзажи, если и включавшие человеческий элемент, так только Его или Ее, были раз и навсегда запомнены компьютерной памятью как единственная реальность, не предусматривающая ни в прошлом, ни в настоящем никого иного в той точке пространства и времени, которую они не только выбрали, но и тщательно и безжалостно отредактировали...

Дискета была отдана в печать, и для фотографий, долженствующих оставить истории их замечательное путешествие, куплен был толстый альбом в полукоже с золотым тиснением — Мачу-Пикчу того стоил...

IV