Нетвой

– Боже, – говорит хрипловатым от сна голосом и закрывает руками лицо. Все еще сонная и настоящая, ни одной колючки нет, мягкая, податливая… – я уснула, да? Дети умотали, села за отчеты и отрубилась, ночью плохо спала, – зачем-то оправдывается, а потом замолкает и снова на меня с удивлением смотрит. – А ты чего тут забыл так поздно?

– Мимо ехал, увидел, что свет горит, подумал, вдруг тебе стало плохо, – догадки о другом мужике тактично решаю оставить при себе, – решил зайти удостовериться, что ты в порядке, а ты спишь. Очень мило спишь, кстати, – усмехаюсь. Не мог не сказать ей этого.

– Спасибо, что беспокоился. – В глаза почти не смотрит, встает, прогибает спину немного, разминая, хватает сумку, закидывая туда телефон и ключи.

– Отвезу тебя, – утверждаю, не спрашиваю, – и не спорь. Уже поздно, мало ли какой урод в такси попадется. Я им не доверяю.

– А себе доверяешь? – хмыкает, приподнимая бровь. Проснулась, колючка моя, доброе утро.

– А ты? – спрашиваю с вызовом. Давай, Кроха, скажи, что не доверяешь мне и ждешь, когда я наброшусь на тебя в машине и не ограничусь одними поцелуями, ну же.

От внезапных мыслей член дергается в штанах и возбуждение волнами окатывает затылок. Черт… Нельзя при Крохе вообще о таком думать!

– Пойдемте, Ковалев. – Закатывает глаза, пытаясь скрыть улыбку, и выключает свет. Только я от двери отходить не спешу, и открывать ее – тоже. Темнота кромешная и запах Оли в кабинете заставляют чертят на плече довольно скакать, предвкушающе потирая лапки. Ну не могу я спокойно, черт возьми, не могу! – Антон?

Вопросительная интонация вообще заставляет с катушек слететь, Оля явно чего-то ждет от меня. Чего?

– Один крошечный поцелуй – и открою дверь, – шепчу в темноту, повторяя вчерашний трюк. Чувствую Олю рядом, слышу, как разворачивается, чтобы, очевидно, включить свет, и хватаю ее за руку, попав по ней со второго раза, притягиваю к себе. – Не-не-не, Кроха, не отвертишься. Теперь все двери только за поцелуи, – наклоняюсь, шепча почти в самые губы, а сердце от близости уже в ребра лупит. Момент слишком интимный, мне почти не верится, что он происходит с нами, но ледяные пальчики Крохи, которыми она обхватывает мое предплечье, заставляют поверить в реальность происходящего.

Она не отвечает и целовать не спешит, только дышит тяжело и шумно, словно марафон пробежала и пытается унять жжение в легких. Глаза привыкают к темноте, и я могу различить очертания предметов, а еще влажные от блеска губы, в которые впиться поцелуем просто до боли хочется.

– Я не открою без поцелуя, Оль.

Я открыл бы, конечно, если бы она попросила, но она не просит. Она на носочки поднимается, сдаваясь, и целует меня осторожно, словно боясь спугнуть такой нежный и интимный момент. Но я не боюсь. Я подсел на ее поцелуи, мне всегда катастрофически мало, нужно больше, ярче, слаще…

Она ожидала. Потому что не мычит протестующе и не вырывается, когда я хватаю ее за затылок и впиваюсь в манящие губы сильнее, как голодающий. А я голодающий, правда, потому что без ее касаний и губ выжить не смогу больше, точно знаю.

Целуемся пару минут, дыхание сбивается сильнее, оторваться уже невозможно. Оля плавится в моих руках, держу крепче, прижимая за талию, наслаждаясь моментом. Еще неделю назад она только фыркала при виде меня, а сейчас на поцелуй отвечает, да так нежно, что голова отлетает от всех эмоций, сдохнуть на месте можно.

Язык Оля не пускает, царапает его зубами и отрывается от меня, останавливая поцелуй. А мне мало. Снова мало, не хочу отпускать, не готов сейчас! Мало! Ничтожно мало. Член болезненно пульсирует от возбуждения, в горле першит от желания проораться, но я только шепчу негромко прямо в рот не сопротивляющейся Оли, слизывая остатки блеска с губ:

– Вчера ты целовала меня охотнее.

– Вчера мы были не на работе!

– Так мне утащить тебя отсюда нужно, чтобы ты сдалась? – усмехаюсь. Она не сказала, что не хочет или не готова… Это знак?

– Ты до ужаса наглый, Ковалев, – говорит со стоном и сама прижимается к моим губам, начиная борьбу языками.

Она понимает, что я не остановлюсь?..

Глава 14 Оля

Я понимаю, что он не остановится, но и сама остановиться тоже не могу. Голова кружится от эмоций и горячих рук Антона, мысли путаются и сплетаются, как и наши языки, а слова, которые сказать нужно бы, так и остаются несказанными.

Потому что «Антон, давай остановимся, мы совершаем ошибку» съедается с моих губ его настойчивым ртом, и я как безвольная кукла позволяю ему это делать.

Мне так хорошо, что хочется плакать, Антон покоряет меня своей заботой и нежностью, и я, таким отношением не балованная, просто таю в сильных руках, отметая к чертям все лишние эмоции. Пусть останется только «хорошо», обо всех «неправильно» я подумаю завтра…