НЕучебник журналистики

Поляк Томаш Мацейчук, заявивший в эфире НТВ, что наши деды, выигравшие войну = «красные фашисты», получил прямо в студии по лицу. Замечу: не в первый раз.

И снова по «фейсбукам» покатился стон: многим стыдно, за то, что они русские – такие кровожадные да агрессивные.

Замечательно как-то отрифмовал мой товарищ Саша Вулых:

«Пока еще не прожит век,

И водка пьется без закуски, —

Покайся, русский человек,

За то, что ты родился русским!».

Я это к чему? Самое, пожалуй, скандальное заявление о русских, озвученное по ТВ отечественным политиком – пассаж Игоря Юрьевича Юргенса, ответившего на вопрос «Что мешает модернизации России?»:

«Российская общинность и архаика могут быть преодолены не раньше 2025 года. Только к этому времени российский народ станет ментально совместим в восприятии демократии со среднестатистическим прогрессивным европейцем. Пока же в России очевидна тенденция деградации человеческого капитала. Для экономически активного населения характерна деквалификация (то есть потеря профессиональных навыков из-за невозможности работы по специальности), деградация, люмпенизация и даже дебилизация».

Беседуя (в рамках ТВ-проекта «Важная персона» на канале «Москва 24») с «главным идеологом медведизма», я у Юргенса поинтересовался:

«О вашем заявлении относительно менталитета российской нации: мол, мы все общинные и у нас государство превыше личности. Но как же так, когда ровно наоборот! Каждый у нас – «моя хата с краю», «до Бога высоко, до царя далеко». У нас же нет вымогательства, мы гаишнику даем взятку для того, чтобы решить все без государства, индивидуально, tete a tete, совершенно в антигосударственном аспекте.

– При этом гаишник – это представитель государства в вашем случае.

– Но он же выступает как индивидуальное лицо!

– Да, и «я лучше с ним договорюсь, чем я ему буду противодействовать». Государство тысячелетиями существует в парадигме: огромное пространство, довольно ограниченное население для такого пространства. Как Александр Третий говорил: «Наше расстояние – это наше проклятие».

И Александр Второй даже, по-моему, сказал, это нуждается в коррекции. Мы созданы и существуем на протяжении тысячелетий, охраняя свое государство, как способ нашего выживания. Мы не можем, как французы, рассчитывать на плодородие своего кусочка земли. Мы в тяжелом климате защищаем огромное государство против врагов, которые отовсюду.

– Мне кажется, что эта огромность возникла как раз именно из выраженного индивидуализма. Когда люди уходили в тайгу, в эти степи – оставьте меня в покое, я лучше вот как-то один там со своей семьей вот буду, как раз без государства. У нас нет этой общинности, как в кантонах швейцарских. Как раз мне кажется, что все ровно наоборот.

– Выживание основной массы зависит от государства. Те свободолюбивые казаки, другие хлебопашцы, которые уходили, они и возвращались в лоно, потому что выжить там удачно, успешно и основать нечто альтернативное, было невозможно. И до сих пор невозможно. Сейчас мы с вами, как когорта, делимся на 80% полностью поддерживающая и «Крымнаш», и политику родной партии, правительства и президента, и 20% тех вольных хлебопашцев и казаков, которые это не поддерживают. Это по всем вопросам.

– Ух, как вы повернули-то. У нас страна, на самом деле, абсолютно живет без государства. И какой-то мобилизующий момент возникает только, когда, ну, то, что называется войной, в том числе и информационной».