Неучтённый фактор

— Да и на учебной дуэли ты его завалишь, если постараешься, конечно. В Малфой–мэноре магию несовершеннолетних не засекут — пользуйся. Только законы гостеприимства не нарушай. Мы с тобой о законах Магического Мира говорили, помнишь? А ещё Люциус будет проводить с тобой беседы. И не спорь! — осадил он открывшего было рот Поттера. — То, что мы тут с тобой по ночам обсуждаем, это, конечно, хорошо, но Люциус более сведущ в интригах. Согласись, очень полезно для самолюбия вовремя распознать, когда тебя исподволь принуждают сделать что-либо, угодное чужой воле. Или хочешь, чтоб тобой помыкали? Нет? Тогда внимательно слушай мистера Малфоя и запоминай. За оставшееся до сентября время многому не научишься, но хоть что-то в памяти отложится. Да и финансы тебе пора изучать. После совершеннолетия кто за тебя фамильными деньгами управлять будет? Молли Уизли? То-то же!

— А друзьям писать можно? — подозрительно прищурился Гарри, явно удручённый открывшейся перспективой. Учиться он не любил.

— Нужно! — веско изрёк Гарри–Том. — И Сириусу обязательно пиши. Волнуется ведь. Но думай, что пишешь, и не проболтайся, какой подарок на Рождество мы Бродяге готовим. Теперь-то Петтигрю не сбежит! Жаль, раньше этого сделать нельзя, но сам понимаешь — конспирация.

Всё оставшееся до первого сентября время Люциус проходил со скорбным выражением на лице.

— Этот мальчик сущее наказание, милорд! — неустанно повторял он. — Никаких понятий о приличии, весьма вольное воспитание и невозможно упрямый характер. Он не оставляет попыток освободить всех моих домовиков, придумывая самые невероятные способы. Каждый день колотит моего сына, унижает его на квиддичной площадке, а его манеры за столом… Вдобавок он рассекретил тайный ход, построенный ещё в шестнадцатом веке, и обозвал фамильных павлинов «белыми курами»! Вы уверены, милорд, что Поттер так уж нам необходим?

* * *

К Хэллоуину из Азкабана был освобождён последний заключённый Пожиратель Смерти — Долохов. Остальные уже были на свободе. Министерство переживало очередную пертурбацию: часть неугодных Тёмному Лорду чиновников была дискредитирована и уволена со своих постов, а их место заняли ставленники Волдеморта. Для волшебного мира, мира долгожителей, смена руководящего состава неминуемо влекла за собой смену курса политики. Люциус Малфой уже обдумывал детали интерьера в кабинете Министра Магии и даже заказал новое кресло по своим меркам, но Фадж был ещё нужен. Он так старательно, можно сказать, даже талантливо втаптывал в грязь репутацию Дамблдора, что мешать ему не стоило.

Ближний круг и вновь приближенные к Тёмному Лорду волшебники усиленно готовились к государственному перевороту, втихомолку деля между собой министерские портфели, а Гарри–Том в это время переживал не лучший период в своей жизни: на него внезапно свалился пубертат.

Мало того, что его лишившаяся чешуек физиономия покрылась прыщами, так ещё постоянное сексуальное возбуждение причиняло немало неудобств. От конфуза хоть как-то спасала широкая мантия, но нанятый ещё летом целитель категорически запретил применять «охлаждающее» заклинание. Мол, всё идёт как надо, ну и что, что так бурно — на то причины есть. Кровь-то в венах теперь течёт подростковая, та самая — поттеровская. Вот и конфликтует взрослая магия с детской кровью. Ничего, всё со временем образуется и будет в лучшем виде.

Насчёт «лучшего вида» целитель явно преувеличивал. Пробившийся на макушке мягкий младенческий пушок вызывал у Гарри–Тома гомерический хохот. Брови прорастали клочками, ресницы радовали яркой рыжиной, а места, где когда-нибудь появятся усы и борода, чесались, не переставая. Выходя из своих чертогов, приходилось наводить маскирующие чары, дабы не нервировать впечатлительных соратников.

Но самым неприятным было то, что пришлось прогнать Люциуса из своей постели. Проснувшись однажды утром, Гарри–Том с ужасом обнаружил, что увлечённо тискает притихшего Малфоя, прижимаясь к нему самым интимным образом. Неловкость удалось замять, обернув в шутку, но от его услуг в качестве грелки пришлось отказаться. Правда, теперь Тёмный Лорд уже не мёрз так, как прежде, но и к Люциусу в своей постели он успел привыкнуть. Спать одному на широкой кровати было неуютно. И всё чаще в мысли и фантазии проникала прелестная Элида Нотт.

* * *

Если не держать собравшихся за длинным столом соратников в постоянном напряжении, то любое собрание неминуемо превращалось в банальную склоку. Ближний круг распался на две враждующие фракции: бывших узников Азкабана и тех, кто сумел в свое время избежать заключения. Тёмный Лорд никак не мог понять, что они делят. У «азкабанцев» лидировал Долохов — прирождённый скандалист, нервы которого окончательно расшатались за время долгого заключения. Его оппонентом выступал невыносимый зануда Паркинсон, к месту и не к месту поминавший былые заслуги своих славных предков. Слушать их перепалки было тошно.