Неучтённый фактор

Поттер сердито взбил кулаком плоскую подушку. Несмотря на усталость, спать расхотелось совсем. Оно и к лучшему — слишком многое предстояло обдумать. В конце концов, будучи Тёмным Лордом, гораздо проще изменить судьбу волшебного мира. А менять придется много. И так жаль, что все наработки и планы, составленные совместно с Рабастаном и Гермионой, совершенно не годились в данной ситуации. Какой из него стратег? Хотя…

* * *

Волны лениво лизали песчаный берег.. Перед глазами расстилалась безбрежная синь с белыми пятнышками морских птиц. За спиной вставала сплошная стена зелёных джунглей Кричали чайки. Солнце гладило щёки, не обжигая, а лаская. Хотелось понырять в прозрачной воде, потом вываляться в чистом сухом песке и умиротворённо подремать.

Изумлённый вскрик заставил неспешно повернуть голову: в паре шагов от него статуей застыл Гарри Поттер. Лохматый, босой, в растянутой футболке и обвислых трусах, он словно только что вылез из постели. Собственно, так оно и было.

— Привет, — миролюбиво сказал Волдеморт и бросил камешек в набежавшую волну. Поттер предсказуемо рванул в сторону джунглей. Собрав в пригоршни горячий песок, Тёмный Лорд с удовольствием пропустил его сквозь пальцы. Краешком сознания он уловил момент пробуждения Гарри в кровати в доме Дурслей, его испуг и недоумение. Что ж, знакомство состоялось. Теперь каждую ночь юный Гарри Поттер будет оказываться на берегу моря в компании злейшего врага. Рано или поздно он сообразит, что никто на него нападать не собирается, вот тогда они и поговорят. Да и изоляция мальчика у Дурслей только на руку. Помнится, он тогда едва не свихнулся от тоски и одиночества. Даже друзья толком не писали. Тут поневоле хоть с Волдемортом заговоришь!

Довольно зевнув, Гарри вышел из созданного его воображением мирка. Этой крайне сложной ментальной методике его обучил Рабастан, который только благодаря такому иллюзорному миру сохранил разум в Азкабане. Самое же интересное заключалось в том, что, пребывая на вымышленном морском берегу, волшебник прекрасно отдыхал. И при этом никаких кошмаров.

Начинался второй день в теле Волдеморта. Взвесив все «за» и «против», Гарри решил, что всё же надо заняться застрявшим в голове крестражем.

Глава 2. Увидел

Работа с крестражем напоминала потрошение склизких флобберчервей на отработке у Снейпа. С трудом сдерживая тошноту, Поттер вскрывал и пропускал через себя один за другим слои воспоминаний, эмоций, переживаний — всё то, что составляло сущность Волдеморта. Его интересовала только память, а прочее шло лишь омерзительным довеском.

Окажись осколок души, обнаруженный Гарри, живым, он мог бы серьёзно за это поплатиться. Но и сейчас, оставив в покое изувеченный крестраж, он уже не мог со всей уверенностью сказать, что остался прежним Гарри Поттером. Ему показалось, какая-то, пусть незначительная, часть Волдеморта все-таки осталась с ним.

Хотя чему там оставаться? Хорошо хоть, звериная злоба на всех и вся, а в придачу к ней неуёмная жажда власти, свойственная Волдеморту, оказались для Гарри совершенно чужды. Так как теперь? Гарри–Том? Что ж, пусть будет Гарри–Том.

* * *

Люциус Малфой выглядел плохо. Это не скрывали ни косметические чары, ни безупречного покроя мантия, ни отточенный многими поколениями особый малфоевский лоск. Из дневниковых записей и обрывков воспоминаний Волдеморта Гарри–Том знал, что несколько дней назад Люциус подвергся очень жестокому наказанию за погубленный дневник–крестраж. Удивительно, как он вообще смог явиться на зов метки? Ему бы ещё лечиться и лечиться, возлежа на мягких подушках и попивая чаёк из нежных рук супруги, а не ползать на коленях перед сумасшедшим маньяком…

— Мой Лорд.

— Рад тебя видеть, мой скользкий друг, — ухмыльнулся Гарри–Том. — Как твоё здоровье?

— Я готов верно служить вам, милорд, — изобразил преданность Малфой. От него веяло тоскливым ожиданием новой боли и унижения. А еще чувствовался гнетущий страх, но боялся он явно не за себя. Гарри–Том заинтересованно «копнул» чуть глубже. Перед глазами мелькнул калейдоскоп чужих воспоминаний: искажённое страстью красивое женское лицо, белокурые волосы, разметавшиеся по подушке, губы, шепчущие: «Люци… Люциус»; смеющийся белокурый мальчик на детской метле; он же немного постарше, играющий с собакой; совсем взрослый и важный первокурсник на перроне вокзала… Люциус Малфой боялся за свою семью.

О своей новой способности Гарри–Том узнал только сегодня утром, когда, практикуясь вызывать по Тёмной метке своих слуг, призвал Хвоста. Петтигрю юлил и лебезил, ползая у ног хозяина, а Волдеморта едва не передёргивало от тошнотворной волны страха и отвращения, идущей от крысы–анимага. Пришлось закрыться дополнительным ментальным щитом. И что это было? Спонтанная легилименция, совмещённая с эмпатией? Нет, не то.