Неудачная дочь (СИ)

Мишель, широко распахнутыми глазами, полными страха и непролитых слёз, следила за каждым движением мужа. В неровном мерцающем свете свечей его тело было идеально: широкие плечи, узкий таз, крепкие мышцы красиво перекатывались под бронзовой кожей. Однако, сейчас эта мужская мощь не вызывала в душе девушки прежнего восторга, а по-настоящему пугала. Она сама себе показалась такой маленькой и слабой рядом с ним.

Когда Хлодвиг развернулся и снова пошёл к кровати, Мишель шустро отползла на самый краешек, подальше от него, и затаилась, подогнув к животу колени. Он, бросив равнодушный взгляд на юную жену, сухо приказал ей: «Спи!». Потом сам спокойно улёгся и сразу крепко уснул, с приятным чувством выполненного долга.

Мишель же спать не могла. Свернувшись калачиком, она осторожно натянула себе на голову одеяло и тихо хлюпала носом, стараясь не разбудить чудовище, в которое вдруг превратился её прекрасный возлюбленный на их супружеской постели.

С какими горячими нетерпеливыми, неясными ей по неведению, желаниями она, обнажённая, ждала его, чутко прислушиваясь к шуму за плотно опущенным балдахином!

Мать предупреждала её, что в первый раз будет больно, но, чтобы настолько, принцесса никак не ожидала.

Ашварси навалился на неё всей своей тяжестью, как дикий кабанище, так, что чуть не раздавил её в лепёшку. Потом причинил жуткую боль между ног, и, в конце этого ужаса, ещё и испачкал чем-то противным, мокрым и липким живот. Теперь, кроме саднящей боли внизу живота, ей ещё и неприятно было лежать, но и поднимать шум, пытаясь помыться, Мишель не решилась.

«Не думаю, что мне понравится постельная сторона семейной жизни», — вытирала ладошкой утихающие слёзки Мишель. — «Надеюсь, Хлодвиг будет делать это не слишком часто».

Потом её мысли перескочили на предстоящее посещение дворца вместе с мужем в качестве жены ашварси. Она начала перебирать в уме наряды и драгоценности, решая, что надеть. Вспомнила, поголовно завидующих ей, сестёр, подруг и знакомых девиц, сестру Хилберта Генриетту — завтра все они будут во дворце, на утреннем приёме для молодых, устраиваемом родителями новоиспеченной жены. Мишель довольно улыбнулась. Завтра будет хороший день!

Глава 10

Вторую неделю все в лагере ждали прибытия самого ашварси и аштуга их будущего отряда, и это было изматывающе.

Молодой туг, который удачно выслужился в последней военной кампании на рядовой позиции, и получил назначение и свою первую сотню на пару лет раньше, чем его сверстники, очень старался, чтобы всё было идеально. Поэтому, в дни ожидания высокого командования, когда он шёл по лагерю, придирчиво оглядываясь вокруг, от него, по возможности, шарахались в любое укрытие не только призванные, но и старшие воины.

Филиппа уже люто ненавидела этих главнокомандующего армией и первого аштуга! Ну где их ветер носит?! Сколько можно каждый вечер, чувствуя нечеловеческую усталость, стирать одежду и чистить обувь себе и Тилю с Бартом, поскольку дружба дружбой, а, по мнению обоих друзей, именно Пузан должен ещё немного поработать перед сном.

Девушка отставила начищенные сапоги Тиля, взяла обувку Барта и тяжко вздохнула: «сильный слабого всё равно нет-да-нет, а использует». На глаза навернулись слёзы и двумя ручейками скатились по щекам, оставляя след на немытой коже. Как же она устала!

Последние две недели всех призванных, кроме ежедневных тяжёлых тренировок, постоянно нагружали различными работами. Целую неделю Филиппа и вся её десятка, после ужина, до полуночи, не разгибая спин, полировала металлические части оружия наставников и других старших воинов. Они старательно чистили его, предварительно под руководством наставника разобрав на части: само оружие и чехол, в котором оно хранится. Кожаные детали оружия, обмундирования, рукоятей и ножен натирались ланолиновым маслом. Парни очищали лезвия от загрязнений, а после этого на него наносили тонкий слой специального масла хлопковой тряпицей. Филиппа, высунув кончик языка, с усердием удаляла грязь с ножен и рукояти, в мечтах представляя, что она в это время сидит дома и приводит в порядок серебряную посуду, которую мать с тёткой никогда не разрешали использовать и доставали только, чтобы почистить.

Девушка закончила с обувью для всей их троицы и со скрипом выпрямилась, чтобы идти, наконец, спать в свою палатку.

Ночное небо было густо усыпано звёздной пылью. Луна была такой полной и яркой, что видно было, как днём. Недалеко от бочек с водой, сидя за деревянным, грубо сколоченным столом, наставник их сборной десятки лично протирал клинок туга, осторожно посыпая его мелким порошком и следом проводя по нему какой-то жирной тряпочкой в масле. Рукоять клинка была украшена драгоценным камнем и, кое-где, позолотой, которые наставник, полюбовавшись мгновение, нежно протёр чистой мягкой тканью.

— Ты всю нашу одежду и обувь привёл в порядок? — услышала Филиппа, когда тенью скользнула на своё место.

— Всю, всю… — устало отчиталась.

— Смотри, Пузан…

Парни не просто так ратовали за чистоту обмундирования.