– А вот еще неплохой вариант! – саркастически заявил он. – Я поставил на колени империю, чтоб добиться вольностей для деревни, я вырезал всю высшую знать за зверства против народа, мои отряды намертво вбили в каждую башку мысль, что крепи Черного Топора неподсудны империи! Мы все полегли в этой проклятой войне, наконец, чтоб наши потомки жили на своей земле в радости! И теперь я спокойно могу повернуться спиной к полицейским, насилующим в деревне беззащитную девушку, и свалить в город за легкой и беззаботной жизнью, потому что я, видите ли, устал воевать! Нет, замечательно, просто замечательно! Вот так и надо поступать!
Он пнул неповинный ствол и обиженно отвернулся.
– А что я скажу, с другой стороны? – угрюмо спросил он. – Привет, вот он я, ваш герой? А меня звал туда кто? Меня, наоборот, выгнали, если кто забыл! Это я для себя – герой, а для прочих – бесполезный берхь! Я, видите ли, ни к какому труду не приспособлен!
Дротик, вырванный мгновенно из обоймы, с сухим щелчком впился в дерево, именно туда, куда и был нацелен. Может, к труду он и не был приспособлен. Зато убить мог всех – и тех, кто приспособлен, и кто случайно рядом оказался, и еще кучу народу в придачу! Было бы за что.
Он привел в порядок будинок – в смысле, убрал с глаз подальше полицейскую пику. Закинул на плечо сумку.
– Я только спрошу отца, что за фигня с деревенскими вольностями! – виновато сказал он сам себе. – Он же деревенский священник? Вот пусть ответит! Да еще гляну, в порядке ли Надия. Да заберу Яху с собой. Все же я на ней спал. А без меня она пропадет. А жалко, хорошая ведь девочка…
Глава четвертая
Ит-Тырк вышел из юрты, прищурился на солнце и довольно погладил живот. Наконец-то брюшко стало отрастать. А без брюшка на совете старейшин нельзя – засмеют. Скажут, Ит-Тырк до сорока лет дожил, а все работает! А если работает – значит, молодой! И делать молодому на совете старейшин нечего! Но – вот оно, брюшко! А работают пусть молодые.
Молодежь действительно работала. При такой злобной старшей жене кто угодно заработает! Вон она, стоит у ямы с глиной и следит, чтоб легиньхи хорошенько саман месили, по сторонам не глазели. А как не глазеть? Ит-Тырк и сам на их месте глазел бы. Потому что с одной стороны девки кошмы валяют, с другой стороны девки курт готовят, на солнце сушат, ягоду перебирают, опять же на просушку… А как не поглазеть на девок?
– Ит-Тырк! – рявкнула старшая жена. – Ко мне подойди!
Он внутренне поежился. И в который раз проклял тот день, когда выкрал ее из очень богатого рода. Еще и гордился, дурак! Он, единственный, да украл юную красавицу у самого рода Туолам! Стоило ей пойти к реке с кувшинами – а он как выскочит из камышей! И не подумал о том, с чего это юница одна на речку ходит! Тогда – не подумал. Но уже через пару дней дошло, что Туолам радешенек был избавиться от этакой стервы. Да до всех в роду это дошло. Ох и били его… Но сделанного не переделать. Какие-то девки, бывало, в бега пускались, в родные семьи – но его старшая жена оказалась не из таких. А жаль… Захватила власть в свои руки – и с тех пор продыху никому не дает! Вот – дома решила строить, из самана! С камышовыми крышами! Понятно, что юрты протекают в дождь, так ведь… тяжело же! Молодежи разве это надо? Им надо гойсать по степи, драться с соседними родами, жен себе воровать… хе, украл один такой…
– Ит-Тырк! – начала сердиться старшая жена.
– Некогда мне! – огрызнулся он. – На совет старейшин иду, не видишь?
– Бездельники! – отозвалась старшая жена непочтительно. – Так, слушай внимательно, старый шакал: чтоб мне решили, куда отары гнать! На большом круге травы всё меньше! Овцы травы не найдут, я им ваши бороденки скормлю! И коров чтоб украли настоящих!
– У нас тоже настоящие! – обиделся за род Ит-Тырк. – Смотри, какие резвые!
– Они молочными должны быть, а не резвыми! Как в империи, как йетт-ан-шура! Резвые у него коровы! Позор! За ними волки угнаться не могут! Потому что ни молока, ни мяса, одни жилы да рога – потому и резвые! Овцы молока и то больше дают!..
Ит-Тырк только плюнул и пошел дальше. Коровы ей не нравятся! Этих же, имперских… их же кормить надо будет! А свои коровы – они же!.. Э, баба, что бы понимала!
Баба… Ну, наверно, баба. Ит-Тырк, если честно, точно этого не знал. Как выкинула она его из свадебной юрты, так больше и не осмелился подкатиться, даже по пьянке. Хотя детей она ему рожала исправно, тут не придерешься… Получается, не перевелись еще храбрецы в роду? Или, может, слово какое знают? Надо бы у стариков спросить. Ему ведь тоже хотелось к своей жене! Не зря же ее до сих пор считают первой красавицей рода! Ишь, лицо сеточкой прикрыла, кожу от солнца бережет! А кожа у нее нежная…
Ит-Тырк плюнул от огорчения еще раз и вошел в юрту, где собирались старейшины. Хе, да они и не расходились!