Неудачник

Полуразвалившиеся бараки, кирпичные здания, трубы, уходящие в небо, трубы, идущие параллельно земле, трубы, идущие в землю. На повороте два высотных здания. Темные, мрачные, как и все на заводе. Но сейчас из каждого окна — свет. Они похожи на небоскребы в плохом районе. Там, за кирпичными стенами, могли бы быть притоны, бандитские лежки, склады с оружием и наркотиками, квартиры, где хранится добыча. Но здесь идет работа, не прекращающаяся даже ночью. А здания выглядят интересно. Особенно в темноте.

Еду, вглядываясь в дорогу. Начинается метель. Ничего не видно. Приходится сбросить скорость. Еще пара километров, поворот, и подъезжаю к мосту через реку. Почему-то хочется выйти на лед, пройтись. Но все подходы замело.

Оставляю машину у дороги. Беру куртку, надеваю шапку. Метет сильно, но идти можно. Только выхожу, ветер врезается в лицо, не дает вздохнуть. Силится сбить с ног, унести в сугроб, и похоронить под толстым слоем снега. Но я поднимаю воротник, укутываюсь в шарф, надеваю перчатки. Иду к реке.

Медленно, перебираясь через сугробы, подхожу к берегу. На той стороне — огни заводов, город. Здесь же — только снег и ветер. Холодно и страшно. Очень естественно приходит понимание, что ты один, и никто не придет на помощь. Это снежная пустыня. Ее дно — холодно и вязко. И если жизнь привела сюда — выйти не получится.

Снег сковывает холодом. Оседает на бровях, ресницах, подбородке. Еще немного, и схватится ледяной коркой. В отдалении проступают остовы катеров, что вытащили на зиму к берегу. Они, такие большие, лишь щепки, подхваченные рекой. Как же невелик я. Даже на их фоне.

Одиночество. Вот основной лейтмотив моей жизни. А, скорее всего, жизни каждого человека. Скрытое, иногда даже незаметное. Но неотступно следующее повсюду. Единственный спутник. Почти как смерть.

Куда бы ни заносила жизнь — ты всегда один. Даже в шумной толпе. Даже на собственном дне рождения. Ты всегда на заснеженной равнине. Да, где-то далеко видны огни. Но светят не тебе. Потому что, даже если не замерзнешь, если удастся дойти, ослепнешь в их бриллиантовом сиянии.

Снегу на льду много. Проваливаюсь почти по колено. Но все равно иду вперед. Как одержимый. Мне уже не холодно, и почти не страшно. Если проломится лед, утянет в воду — не беда. Может быть, такова судьба.

Я иду в темноте по снежному насту на льду реки. Мне почти не холодно. И страха нет. Только мучает один вопрос. Навязчиво, вспыхивая в сознании. И ответа я не знаю.

А что будет, если утону? Что станет с телом? То есть, разложится ли оно? Вода в реке холодная, наверно не должно. Но это все равно вода, и на тело она воздействует. А еще там плавают рыбы, что тоже могут внести вклад.

Но наверно, все же, если утонуть, то всплывешь ближе к весне, после ледохода. Хотя, это уже не имеет значения.

Как и не имеет значения хождение по льду. Я собираюсь с силами, медленно иду к машине. Идти далеко. И вдруг, словно забыв про почти оледеневшее лицо, замерзшие руки и ноги, я начинаю бежать. Быстро, изо всех сил. Бегу, словно за мной гонится что-то страшное. Словно сейчас схватит, утащит под лед, и сожрет. В кровь бешено хлещет адреналин, мышцы быстро, почти судорожно сокращается. В сознании пульсирует только одна мысль: бежать, дальше отсюда. БЕЖАТЬ.

Бегу, пока в груди не начинает клокотать, а от усталости перед глазами появляются разноцветные круги. Только тогда останавливаюсь, падаю на снег, лежу, тяжело дыша. Смотрю на небо, что не видно из-за ветра и снега. Вокруг начинает образовываться небольшой сугроб. Становится действительно холодно. Я приподнимаюсь на локтях, и вижу машину.

В салоне включаю обогрев на максимум, снимаю промерзшую куртку, шапку. Лицо оттаивает, отогревается. Ладно, можно и домой возвращаться. Завожу, трогаюсь. Медленно, сквозь метель.

Через пару километров замечаю, что рядом с дорогой, утопая в снегу, движется человек. В свете фар вижу, что это рыбак. Только очень припозднившийся. В фуфайке, валенках с галошами, шапке-ушанке. За спиной рюкзак. Идет медленно, пошатываясь.

Откуда тут ночью взялся рыбак? Обычно мужики еще до заката собираются, выходят к автобусной остановке, едут домой. А этот что? Предался азарту, и про все забыл? Или напился так, что уснул? Или другое?

Подъезжаю поближе, притормаживаю. Человек оборачивается. Это старик: седые волосы и борода уже подернуты инеем, лицо красное, на лбу и щеках — белые пятна. Глаза какие-то бесцветные.

Старик щурится, отходит чуть в сторону, в сугроб. Мне вдруг становится так жалко его, что на глаза выступают слезы.

Резко торможу, отчего машину немного заносит. Останавливаюсь чуть впереди. Отстегиваю ремень безопасности, вытягиваюсь, открывая пассажирскую дверь.

— Садись, дед, подвезу! — кричу, стараясь перекрыть вой метели.

Дед подходит, смотрит удивленно. Словно не может поверить, что кто-то остановился, кому-то есть дело до одиноко бредущего в метель старика.

— Что? — спрашивает дед.

— Садись, — говорю. — Подвезу до города.

Дед щурится, смотря на машину. Видит, что не простая — садиться не рискует.